Читаем Плач третьей птицы полностью

Ибо до Петра I царила церковная педагогия: учились для спасения души, чтобы лучше разуметь богослужение, понимать слово Божие и так приближаться к Христу. С XVIII века народным просвещением завладело государство, и образование приобрело характер практичный, профессиональный и сословный; давали конкретные знания в отрыве от убеждений, готовили благонадежного деятеля, а не разностороннюю личность; изгоняли логику из школ и философию из университетов; правда, узость такого подхода, заключающего богатство человеческой природы в жесткие рамки общественно-политического интереса, отчасти компенсировали классические гимназии (с изучением древних языков) и домашнее обучение[247].

По-видимому, тенденция к сословности породила касту так называемого ученого монашества; лица, пополнявшие ее, заканчивали духовную академию, принимали постриг, но в монастырях не жили, а занимались, как правило, преподаванием в ожидании епископского сана; среди них обретались, конечно, приверженцы аскетических основ иночества, поистине великие монахи, как Тихон Задонский, Филарет Московский, Филарет Киевский; но расколотость церковной жизни оформилась как явление: с одной стороны архиереи, синодалы, официоз, а с другой – старчество, возрождавшееся в обителях[248]; отголоски того разделения слышны и сейчас.

Так или иначе, во все периоды русской истории монастыри ценили образованных иноков, направляя их способности к кабинетному служению и просвещению других; в монастырях возросли церковные писатели Леонид (Кавелин), Ювеналий (Половцев), Климент (Зедергольм). Именно в обители преподобный Серафим, одаренный от природы ясным умом и блестящей памятью, в юные годы получил фундаментальное богословское образование, перечитав, по его словам, засвидетельствованным Мотовиловым, не одну тысячу томов Саровской библиотеки и все книги из библиотек живущих поблизости помещиков, благотворителей монастыря[249].

Для бедных женщин и вовсе возможность к учению открывало только поступление в монастырь: весьма нередко настоятельницы благородного происхождения учреждали наряду с сиротскими приютами и школами для крестьянских детей образовательные курсы для насельниц обителей.

До сих пор питают православный мир благотворные плоды литературной деятельности, прославившей Оптину пустынь в эпоху настоятельства преподобного Моисея, который высоко ценил пользу чтения и всячески поощрял стремление учиться. Множество святоотеческих книг было переведено или исправлено при тщательном сличении с подлинником под руководством старцев[250].

Издания монастыря, распространявшиеся по России, способствовали укреплению православной богословской традиции; кроме того, просветительская активность привлекла в Оптину цвет русской культуры: там бывали, как известно, Гоголь, Достоевский, Киреевские, Толстой, Леонтьев; тем самым монастырь, можно сказать, оказал духовное влияние на весь строй русской жизни.

Тем обиднее нынешняя темнота, неосведомленность монастырских насельников в области Священного Писания и церковных канонов и, как следствие, обилие ложных мнений, диких пророчеств и слухов, раскольнические и антииерархические настроения[251]. Немало примеров свидетельствуют о вырождении, измельчании веры, с преизбытком суеверия, когда готовы поверить совершеннейшей бессмыслице, лишь бы получить результат[252]: то из монастыря привозят новое правило, преподанное призракомубиенного инока: молиться непременно всем ровно в 10 часов вечера, то ссылаются на полученное в монастыре благословение бежать в Абхазию от новых паспортов; то распространяют книгу некоего иеромонаха, которая сама, как в ней написано, источает благодать и исцеляет; то в монастыре получают совет лечиться, заказав четырнадцать молебнов и выливая на себя столько же ведер воды ежедневно; монашеская подпись стоит под амбициозной статьей в печально знаменитом «Русском Вестнике» о губительности обыкновенных дрожжей, якобы причиняющих громадный духовный вред, т.к. Таинство на дрожжевых просфорах не может совершиться.

Вряд ли это оккультизм, скорей всего авторы новейших басен и об оккультизме ничего не знают, но и не вульгарное невежество, а невежество с идеологией, невежество вопиющее, гордое, воинствующее, прославляющее народную или, что то же, бесхитростную детскую веру, невежество, опирающееся на незыблемое убеждение, выражаемое лозунгом: лучше меньше знать – в ересь не впадешь! Между прочим, преподобный Иоанн Дамаскин именно причислял к ересям гносимахию, т.е. вражду к познанию. Отцы Церкви всегда стояли на высоте науки своего времени.

Лютый обскурантизм, особенно присущий монастырским самосвятам, любителям наставлять и руководить, требует ограничить кругозор одним Священным Писанием; всякая интеллектуальная потребность вызывает у них подозрение и осуждение, простирающееся и на святых отцов, чрезмерно умных и образованных, по причине недоступности их творений для средних умов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука
История Христианской Церкви
История Христианской Церкви

Работа известного русского историка христианской церкви давно стала классической, хотя и оставалась малоизвестной широкому кругу читателей. Ее отличает глубокое проникновение в суть исторического развития церкви со сложной и противоречивой динамикой становления догматики, структуры организации, канонических правил, литургики и таинственной практики. Автор на историческом, лингвистическом и теологическом материале раскрывает сложность и неисчерпаемость святоотеческого наследия первых десяти веков (до схизмы 1054 г.) церковной истории, когда были заложены основы церковности, определяющей жизнь христианства и в наши дни.Профессор Михаил Эммануилович Поснов (1874–1931) окончил Киевскую Духовную Академию и впоследствии поддерживал постоянные связи с университетами Запада. Он был профессором в Киеве, позже — в Софии, где читал лекции по догматике и, в особенности по церковной истории. Предлагаемая здесь книга представляет собою обобщающий труд, который он сам предполагал еще раз пересмотреть и издать. Кончина, постигшая его в Софии в 1931 г., помешала ему осуществить последнюю отделку этого труда, который в сокращенном издании появился в Софии в 1937 г.

Михаил Эммануилович Поснов

Религия, религиозная литература