Плачущий ангел Шагала

Эти вдруг вспомнившиеся слова Казимира Малевича словно пробудили Авигдора ото сна.

То, что надо сделать, представилось четко, ясно, в мельчайших подробностях.

Это Иегуда Пэн виноват в том, что Меклер так страдает. А кто еще? Он научил Сегала держать кисть в руках. Если бы не его школа – Мойша стал бы грузчиком, как отец. И Авигдор бы жил! Жил, а не мучился, как теперь.

За боль надо мстить.

И Иегуда Пэн за все заплатит.

В том, что придется совершить убийство, Авигдор Меклер не сомневался ни секунды. Появился смысл, появились силы, проснулся интерес к жизни… и смерти…

Вакханальный танец мыслей. Как это сделать? Чтобы быстро и наверняка и чтобы не нашли, разумеется?

То Авигдор хотел пригласить Пэна на этюды и там, в лесу или на берегу реки, убить, быстро и красиво. Потом он пугался возможных свидетелей и склонялся к тому, что лучше все сделать у Пэна дома.

Это было яркое, мучительное состояние. Которое вдруг прошло, когда Авигдор осознал: он в домике у Пэна, сжимает в руках окровавленный нож, тело учителя неподвижно и скованно…

«Что я наделал?!» – мысль номер два.

Первым был скорее неосознаваемый порыв. Тем же окровавленным ножом, оборвавшим жизнь Иегуды Пэна, Меклер вырезал из рамы подаренный Сегалом своему учителю холст. Авигдор знал, что с ним сделает. Загрунтует, а потом напишет потрясающий этюд. И станет выше Мойши. Хотя он ведь и так выше, лучше, талантливее. Это очевидно.

…– Распишитесь вот здесь, и вы свободны. Распишитесь! Слышите меня, товарищ Меклер?!

Потеряв терпение, следователь грохнул кулаком по столу и повторил:

– Распишитесь, и вы свободны.

«Свободен», – счастливо ухнуло сердце. И тут же загрустило.

Свободен – да. Но для чего? Опять ненависть, зависть, мучительная пытка подозрений и опасений.

«Я никогда не был счастлив, – понял Авигдор, – никогда вообще не был счастлив».

А потом он увидел ангела и едва сдержался, чтобы не закричать. Ангел кружился, приближался, отдалялся. Редкие прохожие не обращали на это создание ровным счетом никакого внимания. А Авигдору хотелось взвыть от ужаса. Ангел был зеленым. Целиком и полностью.

– Авигдор, твои ангелы зеленого цвета.

Именно так говорил раньше Мойша…

* * *

Света. Светлана. Отличное имя. И так подходит малышке. От отца у девочки светлые золотистые волосики. А глаза Дашины, большие, бездонные.

Вячеслав Горелов наблюдал за тем, как няня, Алина Сергеевна, гуляет с его дочерью. И в горле застревал комок. И страх скребся, заползал в душу.

…Вячеслав постоянно переживал за девочку. А за себя – нет, не боялся ни секунды. Человек ко всему привыкает. И он привык к тому, что в любой момент день может потухнуть, уничтоженный пулей равнодушно нажимающего на спусковой крючок снайпера. Что может взорваться, вспыхнуть, разлететься на мелкие кусочки джип. И что стальной нож пробьет грудную клетку, метнувшись из толпы торопливых суетящихся прохожих.

У него не жизнь – война. В криминальном мире так всегда. Если не ты, то тебя. Надо рвать врагов на клочки, потому что в противном случае сам сдохнешь, как собака.

Но в этом раскладе есть и много преимуществ. Не надо каждый день ходить на работу, чтобы получать гроши. Не надо ни перед кем прогибаться. Свобода, независимость, деньги. Все это есть, если есть сила воли. А еще только в этом мире можно узнать, что такое дружба. Настоящая мужская дружба, когда знаешь: за тебя пацаны любому горло перегрызут и не будут уточнять, что, да как, да почему. Перегрызут. Главный сказал – и точка.

И главный должен быть один…

Это Вячеслав просек четко.

Наташка, малолетка, сладкая девочка. Она влюбилась в него, как кошка. Конечно, детке нравился его образ жизни. Лучшие кабаки, фирменные шмотки, отдых в любой точке земного шара. Да все, что угодно. Чего только душа пожелает. Она романтизировала бандитскую жизнь, не видела грязи, крови, боли… И все же Вячеслав знал: его малолетка влюблена по уши. Она вцепилась в волосы официантке, решив, что ее мужчина слишком нежно посмотрел на эту девушку. Она устраивала ему допросы. Она – сама еще ребенок – мечтала об их малыше.

И он был бы счастлив. Но непонятки с конкурирующей группировкой становились все серьезнее.

Сначала его, «гореловские», бились с «морозовскими» за рынок. Отбили рынок – те позарились на заправки. И торговый центр, и банк.

Когда отстрелили Корявого, фактически его правую руку, самого близкого пацана, Вячеслав Горелов понял: «морозовские» пойдут до конца, надо срочно прятать Наташку. Он уже послал за ней машину. Уже добазарился со знакомой бабкой в глухой деревне, которая всегда помогала бригаде. Когда его «быки» прирулили к коттеджу, дом пылал, объятый пламенем.

Если бы только его малолеточка погибла там, в пожаре.

Но нет. «Морозовские» затащили ее на свою базу, а потом слали ему такое видео, что у него, человека не слабонервного, кровь стыла в жилах. Эти суки трахали ее всей бригадой, тушили сигареты о нежное тело, отрезали тоненькие пальчики. А потом передали посылку. В окровавленной тряпице была голова. Наташкина голова…