Плачущий ангел Шагала

Он вел себя, как отец, и не мог отделаться от ощущения, что проживает чужую жизнь. В которой все, начиная от многочисленных любовниц и заканчивая трогательной заботой о дочери, не имеет к нему ровным счетом никакого отношения. Это была чужая жизнь, и в ней было невыносимо тяжело. Потому что жить по папиным правилам, не будучи таким, как он, невозможно.

Филипп другой! У него другой характер, интересы, желания. Да все – другое. Но есть вот эта чужая жизнь. Которая вросла в него настолько, что порой кажется собственной.

И единственный, кто в этом виноват, – отец!

Все началось со вполне логичного желания подложить дорогому папаше свинью.

– Юрий, деньги у меня собраны. Я уже купил билет в Витебск, забронировал номер. Встретимся в гостинице «Витьба», – говорил отец в прихожей.

Филипп уже хотел нажать на кнопку звонка, однако, заинтригованный, замер и обратился в слух.

– Но если полотно окажется фальшивкой, то с коллекционером, собирающим работы Шагала, вы будете разбираться сами. Предупреждаю: мало вам тогда не покажется!

Он совершенно напрасно подслушивал. Это был единственный случай, когда Иван Никитович рассказал сыну все. Обычно он никогда не посвящал Филиппа в подробности своих дел, но тогда его переполняла радость.

– Сынок, я куплю полотно Марка Шагала! Нутром чую: это подлинник, сенсация! И уже есть покупатель, он готов выложить триста тысяч долларов! У меня будет двести процентов прибыли!

«Не будет», – пообещал себе тогда Филипп.

И тусклые серые дни сразу же наполнились смыслом. Украсть картину, чтобы насолить папе, надменному, красивому, всегда выигрывающему. Это было единственным, чего он хотел на тот момент.

Филипп появился в Витебске на несколько дней раньше, чем отец. Приехал на машине, заранее страхуясь от возможных проблем с милицией. Проезд в Белоруссию свободный, никакой таможни, но при покупке билета в базе железнодорожных касс фиксируются имена пассажиров.

Установить, где живет Юрий Петренко, не составило труда, Филипп просто проследил за ним, когда тот возвращался из музея. Невзрачный рыжеволосый мужчина провел в комнате не более часа. А потом отправился на свидание с девушкой. Угостил ее мороженым, сводил в кино, после сеанса провожал домой, на окраину Витебска.

«Вечером я без проблем проникну в общагу, – решил Филипп. – Судя по всему, это его обычный распорядок, он уже два дня придерживается этого графика. А с папой искусствовед встречается только послезавтра…»

Однако, видимо, отец созвонился с Юрием и перенес встречу на день раньше.

Филипп терпеливо дождался, пока Петренко вернется с работы, примет душ, перекусит. Когда мужчина ушел, он еще выжидал пару часов, дожидаясь, пока с дорожки перед общежитием исчезнут случайные прохожие. Потом забрался через открытое окно в его комнату, рассчитывая найти если не полотно, то хотя бы какие-нибудь записи, подсказывающие, где спрятана картина. Но буквально сразу же на подоконник шлепнулся портфель, кто-то проник внутрь.

Растерянность, паника. Это было все, что запомнил Филипп. Стальной кастет, который он всегда носил с собой на случай, если шпана в темной подворотне попросит закурить, опустился на череп человека мгновенно, неосознанно.

«Это Петренко», – понял Филипп, приходя в себя.

И в нем сразу же словно загрузилась программа на самосохранение. Он в перчатках, отпечатков пальцев не останется. Никто не видел, как он забрался в комнату. Надо уходить, уходить быстро. Но как же быть с полотном?

Филипп растерянно огляделся по сторонам, потом схватил портфель.

Он оказался битком набит деньгами. Это означало одно: сделка состоялась…

Выглянул в окно: никого. Но в ночной тишине явственно раздаются голоса приближающейся компании. Придется поторопиться.

Перемахнув через подоконник, Филипп вздрогнул.

– Ты совсем спятил, у студентов красть. Я-то тебя не заложу, сам только с зоны пришел. Но если менты тебя раскусят… – раздалось из-за чахлых деревьев. – На зоне п… как хреново!

Молодые звонкие голоса звучали все отчетливее, и Филиппа охватила паника. В целях конспирации он оставил машину очень далеко от общежития, и сейчас из его головы выветрилось все: и где находится автомобиль, и в какую сторону надо двигаться. Казалось, фонарей слишком много, ну просто возмутительно много, они превращают ночь в яркий день.

– Мужик, давай сюда.

Филипп почувствовал, как крепкая рука тянет его за рукав. Он влетел в кусты и едва устоял на ногах, звякнула какая-то сумка внушительных размеров.

Когда заливающаяся хохотом компания прошла мимо, Филипп вытер вспотевший лоб и уставился на своего спасителя. Небритый, плохо одетый, отвратительно пахнущий. Пальцы машинально нащупали кастет.

– Не боись, – шепотом сказал бомж, – я тебя не сдам. Надеюсь, тот парень, он не того? Оклемается, дело молодое. И как, много поднял-то у студентов?

Филипп инстинктивно прижал к себе портфель, и мужчина улыбнулся, мелькнули золотые коронки.

– Что ж ты такой пуганый. Михе чужого не надо, вор вора всегда уважит. Но ты смотри, поосторожнее. Заметут в тюрягу, небо покажется с овчинку.