Плакат в окне Сиднея Брустайна

Айрис. Ты ведь и представить себе не можешь, что это такое. (Глядя в пространство, машинально перебирает его волосы.) Бог мой, входишь через большущие двери в агентство… Напротив девица за столом, перед ней кипа фотокарточек чуть не до потолка. И видишь, что все ей до смерти надоело. Даже самым обходительным и милым — и тем до тебя как до лампочки. Таких, как мы, она видела миллион и сто тысяч. Едва на порог ступишь, а ей уже противно на тебя смотреть. Потом проходишь в приемную, где дожидаются эти самые миллион и сто тысяч — все напуганные, злые, готовые вцепиться друг другу в волосы. Ты садишься — такая же, как они, и не понимаешь, что ты чувствуешь, как выглядишь — ничего! Хуже всего, что абсолютно не знаешь, чего они хотят, как им читать. А когда попадаешь за дверь, уже вообще ничего не соображаешь. Только видишь их физиономии, и, ей-ей, даже хочется, чтобы кто-нибудь стал хотя бы заигрывать с тобой. Тогда бы я знала, что делать, потому что это — жизнь. Тогда можно бы и пококетничать и постараться понравиться, только со мной так ни разу не случалось, да и вообще бывает редко. Эта троица — продюсер, режиссер и драматург, — они смотрят на тебя, как на чурбан, и ждут, что ты покажешь что-нибудь захватывающее, чтобы им поспорить… А ты чувствуешь, что ни за что на свете не сумеешь прочитать так, как читала дома перед зеркалом — изобретательно, с блеском, как вчера вечером. И думаешь, на кой черт я торчу как идиотка перед этими мужиками. Какие-то глупые слова говорю и прыгаю, точно сумасшедшая… (Подняв глаза на мужа.) Знаешь. Сидней, мне иногда хочется быть… ну, жестче, что ли, (тихо) ну, как Глория.

Сидней. Глории как раз и не хватило жесткости, но не будем вдаваться.

Айрис. Ладно. Не будем. Словом, это просто трата времени. Сидней, я больше не пойду на пробу, мы это оба знаем. Не могу я видеть эти двери, боюсь… Господи, как будто мне не двадцать девять, а все сто!

Сидней. Айрис, распусти волосы.

Айрис(грубовато, но не сердясь). И дались тебе мои волосы… (Смеется, сквозь слезы.) Смешно, когда тебя любят за красивые волосы, правда?

Сидней. Ну же распусти волосы. (Он тянется и вытаскивает у нее из головы шпильки, копна волос падает ей на плечи, чуть ли не закрывая лицо. Он встает, подходит к радиоле, ставит пластинку, поворачивается, ждет. Через несколько секунд тишину разрезают берущие за душу переборы банджо, звуки растут, ширятся, становятся громче, быстрее, и вот уже неудержимо льется буйная кентуккийская песня.) Потанцуй для меня, Айрис Пародус… Сойди с холмов и потанцуй для меня, Девушка с Гор.

Айрис(посмотрев на него сквозь распущенные волосы). Я не в настроении, Сид, аппалачской девушки из меня сегодня не получится…

Они пристально смотрят друг на друга. Музыка продолжается. Снаружи к двери подходит Мэвис Брайсон, старшая сестра Айрис. Она похожа на Айрис, но крупнее, рыжеволосая, одета более модно и без налета богемности. Она стучит. Айрис поднимается, открываем дверь и тут же захлопывает, прижавшись к ней спиной и раскинув руки. Имея в виду содержимое коробки, что в руках у сестры:

Не хочу я его, мне не нужно, я не возьму!

Мэвис. Ты только примерь — единственное, о чем прошу.

Айрис неохотно отворяет дверь, пускает сестру.

Привет, Сид!

Сидней. Привет, Мэв!

Мэвис(открывая коробку, оживленно). Нельзя ли перенести этот кошачий концерт на другой раз? (Выключает радиолу.)

Айрис. Мы же не ходим на вечеринки с коктейлями, Мэв. Во всяком случае, на такие, куда надевают эти платья. И вообще ты выбрала неудачное время, вот что я тебе скажу. У меня сегодня пет никакого настроения играть в любящих сестричек и…

Мэвис подходит к Айрис и ласково закрывает ладонью ей рот, прервав на полуслове. Набрасывает на нее платье.