Плакат в окне Сиднея Брустайна

Мэвис. Пожалуйста, перестань. Я сама выбирала, тебе безумно пойдет. (Застегивая крючки и молнии, доверительно.) Что это за чудовищная вывеска у вас в окне, дорогая? Это так вульгарно.

Айрис обличительным жестом показывает на Сиднея.

От Глории что-нибудь есть?

Айрис. Ни строчки.

Мэвис. Постой, тут надо расправить… Ну, разве что-нибудь увидишь, когда торчат эти…

Айрис подтягивает джинсы под подол.

Потрясающе!

И в самом деле потрясающе, потому что чего-чего, а вкуса к простоте и элегантности у Мэвис не отнять; платье отлично сидит на Айрис.

Теперь тебе к пасхе надо раздобыть пару новых тапочек, и все! Сидней (одобрительно). Молодец Мэвис, ты начинаешь выражаться по-человечески. Выпить не хочешь? (Подходит к бару.)

Мэвис. Тебе не кажется, Сидней, что последнее время ты слишком много пьешь? (Обращаясь к Айрис.) По-моему, ты говорила, евреи не пьют.

Сидней(возвращается). А я приспособился к среде.

Мэвис. Откуда Глория писала последний раз?

Айрис. Из Майами-Бич. (С досадой на себя за то, что проговорилась.) Вот лиса — ну непременно выпытаешь!

Мэвис. А ты пе скрывай. (Сиднею.) Зачем она скрывает? Майами-Бич. (Пауза.) И она там…

Айрис. А как ты думаешь — конечно!

Мэвис(приложив кончики пальцев к глазам). Бедняжка. Благодарю судьбу, что папа пе дожил…

Айрис. Не надо, Мэвис. Сегодня я не желаю обсуждать эту проблему. У Глории, как говорится, своя жизнь, у нас своя. (Уходит в спальню.)

Мэвис. Она скоро приедет?

Айрис. Ничего об этом не пишет. (Снова появляется.)

Мэвис. Когда?

Айрис. Мэв, тебе не надоело? Она все равно не захочет тебя видеть. Зачем ей слушать твои нотации?

Мэвис. Ты, конечно, не читаешь нотаций.

Айрис(наливая себе выпить). Мэвис, тебе за Сиднея надо было бы выйти замуж, не будь ты самой ярой антисемиткой в мире. Что ты, что он — к каждой бочке затычка.

Мэвис. Оставь свои шуточки, и вообще я тебе сотый раз повторяю* никакая я не антисемитка, (быстро) Сидней, ты ведь не считаешь меня антисемиткой, правда?

Айрис. А ты забыла, как тебя чуть удар не хватил, когда мы поженились? Ты даже начала брать сеансы психоанализа, а это значит, что либо ты безумно любишь меня, либо безумно ненавидишь евреев — выбирай!

Мэвис(сверля сестру гневным взглядом). Ну, знаешь, Айрис, иногда ты… (Пауза.) Она не пишет. Может быть, ей что-нибудь нужно?

Айрис. Да ничего ей не нужно. Она как сыр в масле катается. Нам бы так! (Подмигивая.) Вот приедет, мы с ней вместе подзаработаем.

Мэвис. Айрис, у тебя грязные мысли.

Айрис. Да, моя сестра дорогая кокотка, модная шлюха — ну и что? Она загребает не одну тысячу в год, да еще не платит налогов, у нее своя жизнь — и что? (Она пожимает плечами, в полнейшей уверенности, что ее вины тут нет.)

Мэвис(с укором). Ведь это твоя младшая сестра — как ты можешь так говорить?

Айрис. Да ну тебя с твоей пуританской моралью. Такие вещи меня не волнуют.

Мэвис(уставившись на сестру). А что тебя волнует?

Айрис. По чести сказать, в нашем обществе, которое подавляет сексуальную свободу…

Сидней(выведенный из себя, взрывается). Да замолчи же в конце концов! Терпеть не могу, когда ты, толком не разобравшись, повторяешь болтовню всяких свихнувшихся на сексе кретинов, даже не поняв, что к чему!

Айрис(возмущенная до глубины души). Позволь мне иметь собственное мнение!

Сидней(жестко). Нет, не позволю! Не позволю, потому что это мнение основано на высокомерном невежестве.

Айрис. Уж ты-то помолчал бы. Ты же последний из викторианцев.

Сидней. Неужели? Слишком много чести старухе Виктории. Если викторианцы вообще во что-то верили, так только в то, что обществу нужны шлюхи. Они, радость моя, были отнюдь не против «греха». Они только требовали, чтобы сохранялась видимость добродетели.

Мэвис. Придумают же, о чем говорить!

Айрис. Все равно паше общество подавляет сексуальную…

Сидней. Послушай, Айрис, дорогая… (В отчаянии хватается за голову, хочет, чтоб его поняли.) Как бы тебе объяснить в присутствии Мэвис.

Мэвис кидает на него обиженный взгляд.