Пламенеющие храмы

– Отнюдь, Мишель. Твоими стараниями я чувствую себя превосходно. Снадобья твои просто чудодейственны. Я даже стал забывать о своих недугах. Несколько дней назад я вернулся из Феррары, где провел много времени в кругу людей, с которыми состою в определенном родстве. Так вот многие из тех, кого мне довелось увидеть, выглядят и чувствуют себя куда как более скверно, хотя имеют возраст гораздо моложе моего.

– Поздравляю вас, ваше преосвященство!

– А еще говорят, что италийский воздух свеж и живителен. Глядя на моих сморщенных кузенов, я бы этого не сказал. В самом деле, каждый из них чем-то мучается и страдает, несмотря на молодой ещё возраст. И никакой их лекарь не в силах заставить их выпрямиться. Рядом с ними мне было даже как-то неловко. Пришлось рассказать им о тебе как о моём лекаре и лучшем лекаре Франции, да простит меня Господь за хвастовство, и пообещать, что в следующую свою поездку я непременно возьму и тебя. Иначе ветви моего рода, рода Пальмье, в Ферраре сильно пострадают.

– О, боюсь ваши кузены меня не дождутся. Похоже, я еще долго не смогу покинуть Лиона, если только …

– Как знать, дорогой Мишель. На всё воля Божья, – произнёс архиепископ задумчиво.

На какое-то время в камере снова воцарилась тишина. Был слышен только шорох пламени факелов в руках стражников и еле слышный звук где-то вдалеке капающей воды. Стражники стояли, словно истуканы, бездвижно и безмолвно. Архиепископ молчал, о чём-то раздумывая. Отсветы факельного пламени, падая на него, вычерчивали во тьме камеры его монументальный силуэт и величественный, чеканный профиль лица. Сервет, понимая свою подчиненность и незавидность своего состояния (еще бы! Он не мог даже просто стоять), не решался заговорить первым. Да и что он мог сказать? В этом месте из всех вариантов продолжить беседу напрашивался единственный – упасть на колени и молить архиепископа о заступничестве перед трибуналом «меньших братьев». Но Сер-вет почему-то медлил. Пауза грозила слишком затянуться. Не дождавшись от Сервета ни просьбы, ни действия, архиепископ первым нарушил молчание.

– Я прочитал протоколы по твоему делу, Мишель. Следствие почти закончено. Еще один-два дня и ты будешь призван на суд Святого трибунала. Доказательств твоей вины достаточно, чтобы уличить тебя в многочисленных ересях и богохульстве. Я не хочу спрашивать ни тебя, ни себя как такое стало возможным. Я только хочу спросить тебя, по доброй ли своей воле ты сочинил и издал всё это? Не был ли ты принужден кем-то подписаться своим честным именем под чужими измышлениями и принять на себя чужие грехи? Спрашиваю тебя не как верховное лицо Вьеннского диоцеза Святой католической Церкви, а как человек и друг.

– Вы – мой друг? Хм. Стоит ли Вашему преосвященству числить в своих друзьях такого, как я, чьё преступление почти доказано? Право же …

– Оставим споры, Мишель. Сейчас для этого не время. Мне кажется, никто не откажет мне в праве быть благодарным человеку, который когда-то спас меня от смерти. Я ещё помню, как лет десять назад я лежал в горячке, готовый вот-вот предстать перед Всевышним. Все иные лекари разводили руками и только ты, Мишель Вилланов, смог исцелить меня от страшного недуга. А сколько раз после того ты излечивал меня от всяческих напастей? Уверен, ты тоже всё это помнишь. К тебе, моему спасителю я питал и питаю до сих самые добрые чувства. Поэтому ответь же мне на мой вопрос. Скажи откровенно, сам ли ты всё это сотворил?

– Что ж, Ваше преосвященство, не скрою, мне приятны ваши слова о моей скромной персоне. Но боюсь вы преувеличиваете мои заслуги. Вы как пациент очень прилежны. Секрет вашего доброго здравия в том, то вы уважаете мнение врача и неукоснительно следуете рекомендациям. Я лишь просто даю советы что в вашем положении необходимо, что можно и чего не стоит делать. Вот и всё. А на ваш вопрос что я могу ответить? Да, всё, что написано в книге, которую я называю «Восстановление христианства», придумано и написано мною и более никем. В ней я собрал всё, над чем я размышлял и над чем трудился всю свою жизнь.

– Но, Мишель! Ты же христианин, ты не можешь не понимать, что всё это ересь. Страшная, чудовищная ересь …