Внезапная тишина заставила медиков остановиться. Все застыли, переглядываясь и не понимая, что делать.
Зейн сделал знак рукой, и через десять секунд палата опустела.
Они снова остались одни.
— Прости. Я очень неловкая.
Может быть, теперь он поймет, что принцесса из нее — как из статуи Свободы балерина.
— Ничего. Главное, с подиума не упади.
— Я профессионал.
— Тогда включи свой профессионализм и давай обсудим условия.
Он кивнул на стул рядом с кроватью, но Эбби не тронулась с места.
— Это бред какой-то! Никто не поверит, что мы женаты.
— Отчего же? Мы женаты.
— Иногда мне кажется, что все это мне приснилось, — сказала Эбби с грустным смешком, потом покорно вздохнула и пристроилась на краешке стула. — Ну, давай обсудим. Что ты собираешься им рассказать?
— Единственный человек, которому я должен что-то объяснять, — это мой отец. Я скажу, что ты — любовь всей моей жизни.
Если бы это было произнесено его привычным насмешливым тоном, который был Эбби так памятен, — ей было бы легче. Но Зейн говорил нейтральным деловым тоном, слишком нейтральным, вызывающим искушение поверить.
— Мы влюбились друг в друга, потом расстались. Мы темпераментные люди, и такое вполне возможно. Потом ты узнала про автокатастрофу и сразу прилетела, потому что поняла, что жить без меня не можешь.
— Тебе бы дамские романы писать или сказки, — попыталась пошутить Эбби.
— Хороший писатель обычно знает, чего ждет его читатель, — голос Зейна звучал по-прежнему ровно. — Мой отец верит в сказки. А ты?
К этому вопросу она точно не была готова и смутилась.
— Что я?
— Ты веришь в сказки, кариссима?
— Наверное, да. — Эбби умолкла, вспоминая все сказки, в которые она верила и ждала, что они сбудутся — начиная от большой семьи, собравшейся за одним столом. — Но что в этом плохого? И прекрати звать меня так. Тебе кто-нибудь говорил, что по-итальянски твой голос звучит невыносимо сексуально? Говорил? Так вот, тебе соврали.
На самом деле это Эбби сейчас соврала. Но оба рассмеялись.
— Я что-то сказал по-итальянски? Я и не заметил. У меня мать итальянка, после встреч с ней иногда сбиваюсь.
Недавно он летал к ней в Милан, и итальянские фразы до сих пор крутились в голове. Ей пришлось отменить выступления в Метрополитен-опера из-за проблем со связками, она впала в депрессию, уверенная, что это конец ее карьеры, и умоляла Зейна приехать.
— Твоя мать — итальянка? — золотистые брови Эбби поползли вверх. — И она живет в Милане? А почему не с вами?
— Она ушла, когда мне было восемь. Сказала, что приносит эту жертву во имя искусства.
— Восьмилетнего ребенка? — не удержалась Эбби. Она пыталась скрыть свой шок, чтобы не ранить Зейна. Она даже не знала, что шокировало ее больше — такое бесчувственное поведение матери или то, что в этой семье, оказывается, все эгоцентрики.
— Так что итальянский — мой родной язык. — Зейн предпочел не отвечать на ее вопрос. — Большинство людей в Арифе говорят по-французски и по-арабски, многие — по-английски, в некоторых школах стали преподавать китайский. Он все более востребован в бизнес-среде. Если ты дашь Хакиму номер счета твоего деда, он переведет деньги до конца дня.
— Ты даже не спросил, сколько им нужно.
— Так скажи, кариссима. — Зейн намеренно выделил голосом последнее слово и с улыбкой посмотрел на нее.
Это и правда звучало очень сексуально.
Эбби вздохнула и нерешительно назвала ту огромную сумму, которой ей не хватало для выкупа дома и ренты своих стариков.
— В неделю? — уточнил Зейн. — Что ж, вполне разумное требование.
Она посмотрела на него, как на сумасшедшего.
— В неделю?! Нет, конечно! Мы же не Букингемский дворец собираемся выкупать! Я имею в виду единовременную выплату.
Зейн покачал головой.
— Я надеюсь, что у тебя хороший агент в модельном бизнесе, иначе бы ты сидела на хлебе и воде. — Он окинул ее взглядом. Очертания ее тонкого тела были хорошо видны сквозь нежнейший зеленый шелк. — Кажется, ты на них и сидишь.
Он взял с прикроватной тумбочки мобильный телефон, набрал номер и что-то сказал по-арабски, потом обратился к ней:
— Хаким только что приехал в больницу, привез мне кое-что, он тебя отвезет. Я скажу Лейле, моей управляющей, чтобы она о тебе позаботилась.
— Отвезет меня куда?
— Во дворец.
— Что, прямо сейчас? — запаниковала Эбби. — И что я там скажу? Кто еще там будет? Как я объясню им? И мистер Джонс, он же меня ждет.
— Предоставь Джонса мне. Во дворце будет еще пара человек, но тебе не нужно ничего им объяснять. Они там, чтобы позаботиться о тебе. А если возникнут проблемы — просто позвони Хакиму.
— Это все так внезапно, — возразила она слабо. — А кто такой Хаким?
Как будто по команде в дверь постучали. В палату вошел человек настолько мощный, что не сразу было заметно, что на самом деле он невысокого роста.
— Это Хаким, моя правая рука.
Зейн обратился к нему на странном языке, который показался Эбби смесью арабского и французского. Кажется, он давал Хакиму какие-то указания, потому что тот несколько раз кивнул, затем повернулся и поклонился Эбби.
— Я надеюсь, что вам понравится ваше пребывание у нас, ваше королевское высочество.