Пламя

Чем более понятной становилась поступающая информация, тем больше она ошеломляла и даже шокировала, — вследствие ее важности для земных язычков пламени.

По всей видимости, на протяжении большей части тех двух миллиардов лет, что прошли с рождения планет, их солнечные собратья сохраняли свои старые формы жизни, легко адаптируясь к неспешным изменениям окружающей их среды. В течение этого долгого периода они добивались все больших и больших успехов в масштабном и рискованном предприятии по экстрасенсорному освоению космоса; но в эпоху, приблизительно соответствующую зарождению жизни позвоночных на земле, они начали делать важные открытия, коим было суждено изменить всю их культуру и социальное устройство.

Здесь мне лучше предупредить читателя: я просто обязан рассказать то, что вполне может показаться самым фантастическим вздором, безумным вымыслом болезненного ума. И все же, если быть до конца честным, я должен подчеркнуть тот факт, что Касс рассказывал свою историю с такой убежденностью, что одна половина меня почти в нее верила.

По утверждению Касса, солнечные язычки пламени установили контакт с гораздо более разумными звездами и планетами самого различного характера и физической формы, а после того, как и сами обогатились духовно, сумели связаться с мирами, наделенными уже значительно более развитым сознанием. В конечном счете они обнаружили, что огромная компания наиболее «пробужденных» миров давно уже образовала космическое сообщество, и что это сообщество и само уже «пробудилось» до высшего уровня самопознания. В этих условиях они «проснулись», чтобы стать единым разумом, целеустремленным сообществом, состоящим из множества различных миров. После долгой и трудной инициации солнечный разум тоже получил возможность участвовать в этом великом эксперименте.

Судя по всему, посвящение в космическое сообщество произошло незадолго до того, как на земле появились рептилии. С тех пор главной заботой солнечных язычков пламени стало активное участие в жизни целеустремленного космического сообщества. А эта жизнь была полностью посвящена экстрасенсорному и метафизическому изучению конечной реальности. (Так утверждал Касс. Я, со своей стороны, сомневаюсь, что в таком утверждении есть какой-то смысл. Нет причин полагать, что экстрасенсорное познание может служить инструментом исследования конечной реальности; что же до метафизического изучения, то это всего лишь мошенническое жонглирование словами.) Касс сказал, что все в достаточной мере пробудившиеся в космосе и участвовавшие в познании космического разума индивиды страстно желали вступить в контакт с некой божественной персоной, неким богом. В памяти осталась одна из ремарок Касса. «Космический разум, — сказал он, — был одинок и отчаянно нуждался в любви». Очевидно, эти долговременные исследования приносили все новые и новые доказательств теизма; или все более и более четкое осознание чего-то такого, что ощущалось как «божественное присутствие»; или все чаще повторяемое обещание появления некоего универсального Любовника. В ранние эпохи разумные миры осмотрительно избегали метафизической веры; тогда хорошо понимали, что конечный интеллект не способен выносить сколь-либо глубокую истину в отношении реальности. Но теперь, под влиянием «новой надежды», жизнь каждого отдельного индивида в каждом отдельном пробудившемся мире ориентировалась на эту яркую звезду уверенности, или мнимой уверенности; звезду «бесспорной веры», как называл ее Касс. Стремление к финальному кульминационному откровению стало всеобщей страстью. Во всех мирах полчища отдельных духов, затаив дыхание, ожидали консумации союза космического разума с Богом, гиперкосмическим Любовником.

Тем временем, по словам Касса, все космическое общество «переформировалось» на теократической основе; во главе его встало жречество, состоявшее из наиболее духовно развитых миров. И каждым отдельным миром в пределах общества стало править свое жречество, — править, конечно, не посредством насилия или угрозы насилия, но лишь за счет подразумеваемой угрозы отлучения от объединенного знания космического духа. Все эти пробудившиеся миры были так уверены в скором миллениуме, что вся деятельность, за исключением религиозных ритуалов и созерцания, постепенно сошла на нет. Традиции добросердечия и взаимопомощи выродились. «В конечном счете, — как было сказано, — агонии несчастных сменятся блаженством, так что беспокоиться о них не стоит. И уж точно мы не должны, ради облегчения их страданий растрачивать энергию, которую нужно полностью сосредоточить на усилиях космического духа как можно скорее встретиться лицом к лицу с Богом».

Прошли века, но долгожданное озарение так и не пришло, и причастия не случилось.

Вместо этого космический разум (то есть все пробудившиеся индивиды, слившиеся в духовном единении) совершил другое — потрясающее — открытие.

Мне очень трудно определить с точностью, что это было за открытие, и еще труднее его описать. Это и неудивительно.