Пламя и Пыль

Наша прогулка по деревне и ближайшим окрестностям заняла несколько часов, после чего я постановил, что наступила ночь. Разумеется, в однообразно сером небе Карцери не произошло ровным счетом никаких изменений; но усталость от испытаний, выпавших на этот день, дала о себе знать. Ясмин согласилась, что в Сигиле уже, должно быть, темно; затем она взяла меня за руку, и мы спокойно вернулись в хижину.

Когда мы пришли, Мириам объявила, что отыскала портал. Он находился в скульптуре в форме треснувшего арбуза, трещина которого была достаточно велика, чтобы в нее мог протиснуться изнуренный голодом умбрал. Она-то как раз и служила вратами, оставалось лишь проверить, сможет ли туда пролезть человек. Однако, сделать это быстро и без лишнего шума было практически невозможно.

Увы, "быстро и без лишнего шума" было именно тем, что нам нужно. Спустя несколько часов переговоров, Уизл и Кирипао уяснили одно: умбралы обманут нас, едва закончится сделка. Как только они выложат нужную сумму, все пришельцы изменят свой статус с "торговцев с товаром для продажи" на "жертв с золотом для поживы". Разумеется, демоны об этом не говорили, но косвенные признаки растущей враждебности были слишком уж очевидны. И гном, и эльф настаивали, что к тому времени, когда завершится торговля, нам следует иметь готовый путь отступления.

Всю ночь мне плохо спалось, и я был благодарен Иезекии, когда он разбудил меня сменить его на страже.

* * *

Когда я вышел из хижины, Ясмин уже стояла там, в окружении мрачных теней. Небо было по-прежнему удручающе хмурым, оно нимало не изменилось с того момента, когда мы попали на Отрис, но над деревней повисла глубокая тишина, как будто на самом деле опустилась ночь. Умбралы, прежде шатавшиеся по улицам и жадно следившие за нами из-за дверей лачуг, исчезли. Возможно, отправились спать… если только теням известен сон.

— Как тихо, — прошептала Ясмин.

Я молча кивнул.

Спустя некоторое время она сказала:

— Иногда мне представляется Сигил, совсем пустой. В городе не осталось никого: ни людей, ни собак, ни крыс — исчезли все, кроме меня. Только я и совершенная тишина.

— Мечта Хранителей Рока, — произнес я. — Сумерки и конец мира.

— Не конец, — поправила она. — Завершение мира. Ты когда-нибудь был в таверне, когда начинает петь по-настоящему талантливый бард? Сначала все продолжают болтать, стучать кружками, шуметь… но как только до них доносится голос барда, они затихают один за другим. По толпе пробегает шепот, и вот, наконец, ты слышишь одно лишь пение. Никто не вздохнет и не шелохнется, все боятся пропустить хотя бы ноту.

— Вот что означает для меня Энтропия, Бритлин. Прекрасная песнь Времени. Я мечтаю о дне, когда люди прекратят свою пустую болтовню и услышат, наконец, музыку.

— Красивая метафора, — сказал я, — но в реальной жизни люди не могут просто замереть и прислушаться к Гармонии Сфер. В реальной жизни люди умирают, и часто болезненно и напрасно. Какая же в этом музыка?

— Ты слишком недальновиден, — ответила Ясмин. — Смерть — всего лишь переходный период, это как взросление. Он может быть легким или тяжелым, но это еще не конец. Со смертью твоя душа уходит на другой план, Верхний или Нижний, смотря к чему лежит твое сердце. А когда завершается послежизнь, ты идешь дальше и сливаешься с мультивселенной. Мы все будем присутствовать при последней песне. Мы будем частью последней песни.

Я пожал плечами.

— Извини, конечно, но я хотел бы максимально отсрочить свое участие в этом хоре.

— Я Служительница Энтропии, а не дура. В ближайшем будущем я умирать не намерена, ведь есть еще миллион вещей, которые нужно сделать… и миллион других, которые хочется сделать.

— И, несмотря на это, ты помогаешь Энтропии.

Она покачала головой.

— Энтропии не нужна помощь, как не нужна она звездам для того, чтобы светить. Энтропия всегда за работой, и любой ее шаг меня абсолютно устраивает. Меня раздражает, когда кто-то пытается замедлить или ускорить естественный ход вещей. Стараться подстегнуть Энтропию так же плохо, как и пытаться ее остановить: и то, и другое — наглое вмешательство… в песню великого барда. Мудрость в том, чтобы, занимаясь своим делом, попытаться услышать эту музыку.

Ее глаза устремились куда-то вдаль; но неожиданно она рассмеялась.

— О боги, какая я напыщенная.

— Скажем мягче — глубокомысленная.

— Никогда в жизни я не бывала глубокомысленной. Я была… — Ее голос сорвался. — Да кем только я не была, но только не глубокомысленной.

— Расскажи мне, кем ты была.

Она закусила губу.

— Лучше тебе не знать, а мне лучше не вспоминать. До того, как я стала Служительницей, моя жизнь была непростой. Слишком горькой и одинокой.

— Без семьи, без друзей?

— Без друзей и в плохой семье. Моя мать умерла. Мой старший брат — он тоже умер, но не так скоро. — Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.