Пламя и Пыль

— Магия, — пробормотал я. — Проклятая магия. — Она могла быть в этом самом рисунке, в лодке и даже в воздухе. Планы берут тебя за душу и играют ей, пытаясь заставить плясать под свою дудку. Карцери хочет сковать меня при помощи зреющего отчаяния, и почему бы для этого не использовать видения Найлза Кэвендиша? Человек на рисунке был не похож на отца… не похож, как и я сам.

Да, это так. Я не такой как отец. Он был героем. А я могу лишь подражать и срисовывать; обычный шабашник, как сказала Ясмин. Давно ли она стала так ко мне относиться? Ей известно, что я сын Найлза Кэвендиша, мы говорили об этом той ночью после… после того, как закончили игнорировать обязанности часовых. Наверное, отец и был той причиной, по которой она обратила на меня внимание. Наверное, она думала, что я такой же как он, герой-спаситель с мечом; но теперь, когда ей открылась вся правда, как мне вынести саму мысль о нем… Уйдет ли она, разочаровавшись во мне, в поисках настоящего мужчины, настоящей жизни и по-настоящему эмоциональных полотен?…

— Опять рисуешь? — пробубнил кто-то над моим плечом. — Похоже, ты человек увлеченный — используешь каждый шанс для работы. Дядюшка Тоби говорит, художники, они все такие.

Я оглянулся и увидел, что надо мной навис Иезекия. Отчего-то он уже не казался глупым и надоедливым Простаком; он даже был как нельзя кстати.

— Да плевал я на всех художников, — сказал я. — Плевал я на все, кроме этого поганого места, которое играет шутки с моим разумом. Ну-ка сядь на этот пенек и не дай мне сойти с ума.

— Это как?

— Поделись со мной мудростью. Открой истину. Поведай секреты бытия. Или, на худой конец, расскажи о своем родном городе, о девчонках, которые там остались. О своем треклятом дядюшке Тоби.

Что он и сделал.

* * *

Как и в любом родном городе, в Темплфорде — месте, где родился Иезекия, — были самые росистые рассветы, самые неторопливые лошади и самый острый сыр в мультивселенной. У брадобрея не хватало пальца на руке, и он знал больше шуток, чем кто-либо раньше, а портной устраивал "последнюю распродажу" как минимум каждый год. Было две кузницы: одна хорошая, другая не очень, но вторая имела больше богатых клиентов, потому что в первой постоянно толпились простолюдины. Разумеется, никто не запирал двери на ночь. Разумеется, зимой все катались на коньках по замерзшей протоке. Разумеется, был старый дом, где считалось, водятся привидения; и молодая женщина, продающая свои ночи за серебро; и мясник, которого подозревали, что в свинину он добавляет кошатину.

Рожденный и выросший в Сигиле, я знал все о родине Иезекии. Я никогда там не был… возможно, там не бывал никто, даже сам Иезекия. Ведь в настоящих городах пьяницы бывают или грустными, или буйными, но никогда — забавными; а жизнь соседской девчонки гораздо сложнее, чем кажется, и она вовсе не считает своим долгом во всем тебе досаждать. В настоящей жизни браки не становятся ни бесконечно счастливыми, ни абсолютно несчастными; а дети не бывают ни ангелочками, ни дьяволятами, как уверяют рассказы. Но ведь все мы родом не из настоящих городов, а из тех родных сердцу мест, где все вокруг — отдельные "личности", и где наши истории, добрые или плохие, окрашены в нехитрые, яркие цвета.

Сейчас мне как раз не доставало таких цветов; они были бы хорошей заменой засилью коричневой палитры, что лежала перед моими глазами. И потому я позволил Иезекии болтать дальше: о танцах в амбаре у Пексниффла и о буране, который три года назад завалил дома снегом по самые крыши. Было ли в протоке по весне полно форели? А как же. Покрывались ли кроны деревьев красным золотом в пору урожая? Каждое дерево в лесу. Любая из бабушек пекла лучше, чем все знаменитые повара Сигила, а любой из дедушек мог вырезать такие фигурки, какие и не снились самым известным скульпторам, и каждый охотничий пес мог учуять куропатку за десять миль…

А что же дядюшка Тоби?

— А что ты хочешь узнать о дядюшке Тоби? — спросил Иезекия.

— Это он тебя воспитал?

— Да.

— И научил этим фокусам, типа разум превыше материи?

— Ну да, он много чему меня научил. Но… — Иезекия замолчал, театрально вздохнув.

— Что такое? — спросил я.

— Ну… — начал парень, — мне кажется, в моем обучении дядюшка Тоби упустил одну вещь.

— Да?

— Он никогда… в общем, дядюшка Тоби был холостой, понимаешь? Он рассказывал о мультивселенной, о богах, о силе разума, но он никогда не говорил со мной о… ну ты знаешь?

Он взволнованно посмотрел на меня. Я точно знал, к чему он клонит, и как Сенсату, мне было не занимать опыта в этих вопросах. Штука была в том, чтобы постараться не расстроить парня излишними физиологическими подробностями.

— Так что ты хочешь узнать? — спросил я.

— Ну… это всего лишь… кхм, ну… мне кажется, я нравлюсь Мириам. — Он на секунду поднял глаза и тут же уставился в землю. — Я, конечно, могу ошибаться, но…

— Но, скорее всего, ты прав, — закончил я за него. — Этот твой трюк в Пауке, когда ты сделал себя устрашающим. Думаю, он привлек к тебе ее внимание.

— Он? Но это же было… ей это понравилось?

Я развел руками.