– Вас заставили отречься от любимой. Любимой женщины. Сына. И вы принесли эту жертву. Скажите, тот мир, что был заключен с Османским ханством, он был вечным – как планировали мой дед и великий хан? Сколько он продлился? Два года?.. Потом опять война – теперь уже за крепости, которые должны были отойти империи как приданое вашей супруги. И женщина рядом с вами – которая ненавидела воздух, если ей приходилось вдыхать его подле вас. Женщина, которая ненавидела истово, люто. Женщина, носившая вашего ребенка… – Взгляды отца и сына встретились, и Брэндон осекся.
Я вспомнила все то, о чем рассказывал Фредерик, когда рожала Наташа. Бедный Брэндон: как ему жилось-то в атмосфере этой ненависти?
– Я знаю, что вы дали возможность зачать моей матери только для того, чтобы дать свою фамилию – пусть и в усеченном варианте – Ричарду. Я знаю, что этим своим решением вы подвергли свою жизнь серьезной опасности, дед не собирался оставлять престол вам.
– Не собирался, – тихо, но твердо ответил император, не отрывая взгляда от сына.
– Я даже не буду говорить сейчас о ваших отношениях с Миленой Рэ. Я понимаю, что эта рана никогда не заживет в вашем сердце…
– Брэндон, – предостерегающе произнесла я.
Но наследник просто не обратил на меня никакого внимания. Видимо, то, что происходило между ними сейчас, вызревало давно. И сейчас ничто, никакая сила на свете не сможет их остановить. Оставалось сидеть и слушать.
Дрожь пробежала по телу, захотелось обнять мальчишек. Как часто мы делаем больно тем, кого любим. За кого готовы отдать жизнь…
Я вдруг вспомнила, как отшлепала Пашку на улице за то, что он бежал впереди по лужам. Осенняя грязь забрызгала весь комбинезон. Завтра на работу. В таком виде в сад его не поведешь. Дома оставить – не с кем. Стирать – не высохнет за ночь. Ерунда, конечно, но как-то… накатило. Какая-то женщина остановилась и спросила, не пьяна ли я. Было стыдно. Захотелось объяснить, что ничего дороже сына в жизни нет, не было и не будет. Плакала.
И вот сижу я в личных покоях Фредерика Тигверда – могущественного императора огромной магической империи. Слушаю его беседу с наследным принцем – и понимаю. Происходит то же самое…
Голос Брэндона заставил вынырнуть из воспоминаний:
– А скажите мне, – ядовито проговорил принц, – что сталось с моей матушкой?
– Брэндон, вы же не будете повторять нелепые слухи о том, что я ее убил, обезумев от горя?!!
– Вы ее не убивали. Вы совершили, пожалуй, самый человечный поступок в своей жизни – вы ее отпустили!
– Что? – вырвалось у меня.
– Откуда вам это известно? – рыкнул император.
– От матери, разумеется. Никогда бы не смирился с вами, если бы точно не знал, что мать жива!
– Как мило… И что бы вы сделали, позвольте полюбопытствовать? – Император уже полностью владел собой – уверенный голос, спокойные, плавные движения.
– Убил.
– Вот как…
– Мама не выполнила ваш приказ никогда не появляться в моей жизни. Мы встречались тайно. Все это время. Люди иногда рискуют ради тех, кого любят. Если любят…
– Не смей, Брэндон. Не смей говорить, что я тебя не люблю!
– Отчего же? Вы прекрасно знаете, что это – правда!
– Прекратите оба, – поднялась я.
Но меня не слышали. Черные глаза Тигвердов горели алым, воздух в кабинете нагрелся…
– Ты мой сын!!! И я устал слушать глупости о том, что ты – нелюбимый сын. Мои отношения с твоей матерью… Да они тебя просто-напросто не касаются! И если я не любил ее – так и она платила мне тем же самым!!! Но я никогда – слышишь?!! – никогда не переносил наши отношения на тебя! Я…
– Ричард, – позвала я. – Ричард, помоги!
Но так и не поняла, услышал меня любимый или нет.
Брэндон между тем помолчал-помолчал и, криво улыбаясь, тихо проговорил:
– Посмотрите в глаза любимому сыну и скажите: вы желаете ему такой же судьбы?
Фредерик застыл.
Я поднялась, дошла до двери и приказала молодому офицеру, который заменил Карла:
– Пригласите целителя Ирвина. Пусть принесет успокоительные.
Вернулась в кабинет, встала между мужчинами. И приказала, ничуть не смущаясь, что командую императором и его наследником:
– Разойдитесь по углам и замолчите оба!!!
Странно, но они меня послушались. Я развернулась к Брэндону:
– Вот куда вам точно нельзя – так это в дипломатию. Империю и так не любят в мире, как и любого, кто сильнее. Так что если вы будете заведовать межполитическими отношениями – это будет катастрофа.
– Ты кому-нибудь говорил о том, что Анабель жива? – едва слышно спросил Фредерик.
– Конечно, нет.
– Хорошо.
– Я понимаю, что в Османском ханстве не потерпят подобного поведения для сестры хана. И маму, и ее семью просто уничтожат.
– А пойдемте проведаем Наташу, – предложила я. Ирвин тоже не появлялся.
– Да, – очнулся от ступора император. – Идея хорошая. Пойдемте. Пойдемте к Наташе!
Мы с Брэндоном удивленно переглянулись. Тут распахнулась дверь. Встревоженный Ричард и Ирвин, вооруженный кувшином с успокоительным, вошли разом.
– Что тут у вас?
– Ничего, – ответил Фредерик.
Следом он кликнул ординарца: