Пламя моей души

Заметались мысли рваные в голове, отпущенные из плена. От обиды большой Милислава могла Сердце с собой забрать. Ведь кто знал о нём больше, чем жрица Лады? А ещё и прокляла сыновей Любогневы, что смерти ей пожелала. От страха, от злости. Да только куда же делось Сердце после? Есть ли хоть в одном из миров ответ?

Дождь лил яростью Сварога или милостью — как посмотреть. Тяжелела всё одежда, тянула к земле. Сил вовсе не осталось, ни на шажочек один — так и хотелось прилечь, забыться, потонуть в этой грязи, как в болоте, чтобы больше ничто не тревожило. И Елица легла медленно, подставив лицо под струи дождя, часто моргая, чтобы видеть ещё небо хмаристое над собой. Перетекала по нему, клубилась огромными кулаками хлябь — и сыпала, сыпала слезами, грозя потопить всё вокруг. Гнули ели ветви к земле, почти касаясь её, навечно запоминая то, что случилось здесь однажды, чтобы после сгореть в пожаре вместе с памятью своей.

— Елица! — кто-то вдруг встряхнул за плечи. — Елица, слышишь меня?

Осыпались капли с тела, стекли по щекам и пропали, затерявшись в волосах. Сухой оказалась одежда снова, и бил в лицо не ливень, а свет Ока, уже к закату склонённого.

Она подняла голову медленно, держась крепко за чьи-то плечи. Поморщилась от стрельнувшей под лопатками боли. Чаян склонился над ней низко-низко, сжал губы тревожно и как будто слегка рассерженно.

— Что ты тут делаешь? — только и сумела проговорить Елица.

Чудится то или на самом деле случилось: догнал её княжич, пустил его лес сюда, к старому капищу, хоть и не должен был.

— За тобой побежал, — тот пожал плечами. — Еле нагнал.

Он огляделся — и на лице его вдруг отразилось ясное понимание того, что так Елицу удивило.

— Ты не должен здесь быть.

Елица села медленно, пытаясь совладать с дурнотой, что тучей мошкары в голове кружила. Чаян держал её за талию, хоть уже и не нужно было, и всё смотрел, смотрел так протяжно и внимательно, словно разгадать что-то хотел. И кажется, достаточно одного вопроса: а попробуй задай его.

— Ты что-то видела здесь?

Елица наконец высвободилась из его объятий, встала, отряхивая землю с понёвы и раздумывая, что можно рассказать ему. Да, верно, ничего в том видении не было, что нужно было бы от Светоярычей скрыть. И казалось, не зря капище его подкинуло, словно указать на что пыталось.

— Видела, — проговорила она неуверенно, взвешивая каждое слово. — Видела отца своего. И мать. Она Светояра любила, но бежала от него прочь. От обиды большой. И опасности. Любогнева убить её пыталась.

Чаян нахмурился гневно: да и как тут в такое поверишь? Мало ли что привидеться могло. Да только с каждым мигом лицо его разглаживалось всё же, словно принимал он и эту весть.

— За что ж ей было желать матери твоей смерти? — он присел на лежащее поперёк святилища бревно, хорошенько обугленное — и то угрожающе заскрипело под ним. — Разве были они знакомы?

— Получается, были, — Елица развела руками. — Матушка жрицей на этом капище была. Ладу чтила и Сердце хранила. Я многого не поняла. Многого не узнала. Но отец хотел уберечь её… И потому приворожил. Забрал с собой и женой своей сделал.

— Ревновала, стало быть, матушка, — хмыкнул княжич и пальцами колени свои сжал. — И все они до того довели, что случилось. Никого в стороне не осталось.

— И мы дальше ведём. Только хуже сделаем, — Елица поёжилась, и почувствовала, как прилипла повязка её к ране, которая, кажется, снова помалу закровоточила.

— Чем хуже? — княжич покосился на неё.

Хоть и понимал, верно, к чему она ведёт, что в её словах кроется.

— К раздору новому ведём. Может, ещё страшнее того, что был. Потому что родная кровь против родной пойдёт.

— Не пойдёт, — с усмешкой возразил княжич. — От твоего слова всё будет зависеть. Хоть и могу я уже догадаться, что ты скажешь.

Елица покачала головой, разглядывая чёрно-бурую даль, в которую убегал хвост пала. И представилось вдруг, как, рассерженный людской ненавистью, упал на это место прямо с неба сам Огонь Сварожич, чтобы пеплом обратить, ничего не оставить. Всё о том говорило.

Не надеялась она на сдержанность старшего Светоярыча, которая то и дело изменяла ему. Казалось бы, в мелочах, коротких мгновениях, а вспыхивал в его взгляде огонь то ревности, то нетерпения. И верно, только не сошедшие с него совсем уж чары Димины остановили княжича от драки с Радимом сегодня. А уж страшнее было представить, как могли они и с Леденом сцепиться — того Елица, признаться, боялась с того дня, как увидел Чаян её в хоромине вместе с младшим братом подле раненого Радана.

— На курган мне надо съездить. К матери, — Елица вновь посмотрела на Чаяна, такого сейчас спокойного и рассудительного, будто за последние дни он возмужал ещё сильней. — А там я ответ свой дам тебе. Обещаю.