Пламя моей души

Да нынче с утра казался Эрвар как будто задумчивее, чем обычно, и пришёл с просьбой вовсе неожиданной: о таком никогда не испрашивал. И сам говорил однажды, что просить ни о чём не станет, а только возьмёт, что нужно ему. А тут вошёл тихо, кивнул Оляне, которая помогала Зимаве на прогулку собраться: та теперь хоть и нечасто, а стала горницу свою покидать. Подруга, словно сговорились они заранее, вышла, а варяг приблизился — и был его взгляд, что жалил порой острой сталью под снегом бровей, сегодня спокойным, но неуловимо выжидательным.

— Я рад, что ты не похоронила себя совсем, Зимава, — заговорил он как будто издалека.

— Может, просто курган хочу насыпать себе повыше, — она усмехнулась. — Что ты ходишь всё вокруг да около, Эрвар? Вижу ведь, что-то беспокоит тебя.

— Беспокоит.

Он остановился напротив, обхватил ладонями лицо её, чуть приподнимая, чтобы на него смотрела, пусть и хотелось взгляд спрятать. Ходили на щеках его желваки резкие, а руки были такими горячими, что казалось, непременно останутся ожоги от них. И в глубине его глаз плескалось что-то неведомое, что хотелось разгадать немедленно — и страшно было — не принять всё же.

— Пройдёмся в саду? — Эрвар опустил Зимаву.

В груди льдом пронеслось разочарование и злость: что ж задумал такого? Что ещё предложит опасного?

Зимава кивнула только и пошла за ним следом.

Пока спускались во двор — всё в спину его глядела, представляя, как перекатываются при каждом движении мышцы на ней под рубахой. И так ясно перед взором это предстало, что аж душно стало на миг. Захотелось повой сдёрнуть, обмахнуться. Да Зимава укорила себя за мысли такие: и вовсе неспокойно было от того, какие чувства разорванные обуревали её. Никого в детинце не осталось ближе него. Но и прогнать варяга хотелось жутко. Может, и стоило это сделать ещё тогда, как первый раз он показал свою тягу к ней.

В саду было тихо, как и всегда после отъезда Елицы. Словно детинец не жил вовсе без неё, а последними скверными вестями и вовсе прибило всех к земле самой. И пахло уж, оказывается, не яблоневым цветом, что уже давно опал, а липой, нагретой Дажьбожьим оком, что продолжало буйствовать какой день кряду.

Эрвар прошёл немного вглубь сада, подальше от глаз чужих, на которые можно было бы налететь. А после шаг приостановил, как скрылись они в самой тени, среди ветвей и густой поросли черёмухи молодой.

— Уезжай со мной, Зимава, — проговорил на выдохе, как поравнялась она с ним. — Что держит тебя здесь теперь?

Она остановилась, а Эрвар сделал ещё несколько шагов дальше, не заметив. Уж так был в мысли свои погружён. Обернулся, наморщив лоб, и оглядел её едва не с испугом — удивительно! Знать, маялся он эти дни, что в забытьи своей боли она провела, не меньше её, да по-своему.

— Что держит? — она задумалась о том снова. — Может, и ничего… Но почему ты решил, что уехать с тобой захочу?

— Разве хочешь престол сохранить? Так Елица теперь ему хозяйка, хоть и веча не было ещё. А как мужа нового в дом этот приведёт. Да ещё и княжича… — по губам Эрвара поползла едкая улыбка.

И тем более не по себе становилось от того, что улыбался он вообще очень редко.

— А кто, побывав уже княгиней, не захочет ею остаться, скажи мне? — Зимава пожала плечами и пошла дальше.

— Путей у тебя к тому немного осталось, — варяг пропустил её вперёд себя и последовал за ней чуть позади.

Она вперилась в тропку под ногами, усыпанную потемневшими уже лепестками яблони.

— Ты говорил, что пойдёшь на всё, что я тебе ни приказала бы, — проговорила задумчиво.

— А ты хочешь приказать? — послышался тихий смешок. — Нет, Зимава, не думаю я, что теперь по твоему велению на всё пойду. Одно дело в бой кинуться с мужиками, с воинами сильными. А другое — против баб воевать. И видеть, как детей убивают.

Она повернулась к нему резко, прищурилась — и Эрвар встал на месте, едва на неё не налетев.

— Так не ты разве повинен в том, что Радана не уберёг? Я ведь самое ценное тебе доверила.

— Я во многом могу быть виноват. Но не в том, что ты на плечи мои свесить хочешь. Радана случайно стрелой зацепило!

Прогромыхал его голос рассерженный на весь сад — да так, что птица где-то с ветки вспорхнула, ещё мгновение назад заливаясь трелями в глубине зарослей. Всё вокруг смолкло как будто. Даже отдалённый шум в детинце, который стихал только к ночи, да и то не совсем. Зимава шарила взглядом по лицу варяга, перекошенному гневом, и казалось, что скрыть он хочет что-то за напускным негодованием. Уж не нарочно ли Радана убил? Чтобы освободить Зимаву ото всех привязанностей, чтобы смогла она навстречу ему скорее шагнуть — от отчаяния или в поисках утешения. Не зря ведь заговорил об отъезде. Словно перестал уже верить в то, что можно побороться с судьбой.

— Конечно, случайной, — Зимава кивнула, отворачиваясь. — Прости. Но не слишком ли ты рано просишь от меня ответа?

— А кто тебе ещё заступой сейчас станет? Кто может дать жизнь хорошую, пусть и не ту, к которой ты привыкла. А там… — он помолчал и подошёл со спины почти вплотную. — Там утихнет всё, Зимава. Я сделаю всё для этого.