Пламя над Тереком

Майор Диордица несказанно обрадовался такой удаче и тут же отправил обер-лейтенанта и рядового связиста в штаб корпуса.

Потом вызвал командира роты Берулина и предупредил:

— Лейтенант, чую: с рассветом немцы навалятся на твои боевые порядки… Во сне видел, как танки молотят твою роту… Так что готовься! Не дай бог, если отступишь! Люблю тебя, но дрогнешь — дух выпущу!

Слов, как известно, Григорий Иванович на ветер не бросал. Вытирая пот с юного округлого лица, Берулин переходил из взвода в взвод, поздравлял бойцов и офицеров с праздником Октября… В одном окопе увидел, как побледневшие бойцы в измятых расстегнутых шинелях напряженно всматривались в смутные, подернутые туманом очертания небольшой горной речки.

— Товарищ лейтенант, на вражеском берегу работают моторы…

— Добро, значит, будут наступать и надо застегнуть шинели и приготовиться к бою, — сказал Берулин.

— Есть приготовиться к бою!

— Не забудьте гранаты и зажигательные бутылки, — добавил лейтенант. — Я пойду к бронебойщикам, а вы оставайтесь тут. Из окопа не выпускать ни одного человека. Если кто-нибудь струсит, танки раздавят вас всех. Понятно?

— Понятно, товарищ лейтенант.

— Ну вот, действуйте!..

Так встретили здесь, неподалеку от Гизели, праздник Октября гвардейцы. События этого дня описал находившийся в боевых порядках роты журналист:

«Гнездо первой пары бронебойщиков было выдвинуто метров на сорок вперед. Братья Остапенко — Иван и Дмитрий — стояли спиной к ходу сообщения, прижавшись друг к другу. Длинное, неуклюжее ружье лежало между ними на бруствере. На дне окопчика зеленели ивовые прутья, в земляной нише поблескивали медные патроны.

Немцы усилили огонь. В промежутке между частыми разрывами слышался ровный и звонкий гул танковых моторов. Заслонив южный конец понтонного моста огневой завесой, немцы готовились к решающей схватке.

Вдруг немецкие пушки разом умолкли, точно их кто смахнул с берега. Наступила зловещая тишина.

— Бойцы-бронебойщики Остапенко Иван и Багдасарян, — почти спокойно сказал Берулин, — поправьте пилотки и смотрите вперед, а не назад. Сзади все в порядке…

Парни поправили пилотки и приникли к ружью. Теперь они смотрели вперед, туда, где вот-вот должны были показаться стальные чудовища. Их тяжелые гусеницы уже стучали по мосту. Дикий скрежет, лязганье, захлебывающиеся пулеметные очереди разорвали тишину. У самого берега сверкнули вспышки пламени.

— Это пушка Чабанова, — ответил Берулин. — Нервничает, дурак, и стреляет раньше времени.

Из розоватого прибрежного тумана вынырнули черные силуэты танков. Справа из кустов, где оборонялся взвод Серова, нестройно защелкали ПТР. Неподалеку разорвался снаряд. Ветер донес до окопчика запах паленого металла и селитры. Припав к ружью, Иван выстрелил один раз, потом второй, третий…

— Не торопись! — закричал Берулин. — Целиться надо!

Остапенко, выждав минуту, выстрелил еще раз. Башня переднего танка, выползая из тумана, неуклонно двигалась вперед. Берулин мучительно боролся с желанием выхватить у бронебойщика ружье и стрелять самому, но он подавил в себе это желание и закричал над самым ухом бойца:

— Спокойнее, спокойнее!

Иван отмахнулся локтем и припал к ружью. Один за другим цокнули два выстрела. Передний танк замер, из темного полукружья его приземистой башни вырвалась беловатая струйка дыма.

— Молодцы! Есть один! — восторженно крикнули Берулин и командир взвода Серов.

— Давай зажигательные! — торопил Иван Остапенко.

Второй номер выбросил на бруствер два патрона с ярко-красной полоской, щелкнул затвор. Танки слева и справа, обходя подбитый танк, быстро приближались к старым вербам. Уже со всех сторон посвистывали пули. Полыхнув клубами багрово-черного дыма, дрогнул и остановился танк, который шел справа. Но пять танков, скрежеща по камням, продолжали идти прямо на окопчик. Уже хорошо были видны острые траки их гусениц, тонкие стволы пушек, черные, обведенные белыми полосками кресты на броне. У воронки танки разделились: три, обогнув ее, устремились к селению, а два пошли на окопы Остапенко и Багдасаряна.

— Прячь ружье, бери гранаты! — закричал Берулин.

Парни вернулись в окоп. Ствол ружья больно ударил Берулина по колену. Лейтенант схватил две связки гранат и, размахнувшись, бросил под гусеницу ревущего танка. Раздался оглушительный грохот. Другой танк, огромный, пышущий жаром, пронесся над окопчиком, руша камни, рыча траками и разбрызгивая горячее масло.

— Кидай ему, гаду, в мотор, — прокричал полузасыпанный землей Берулин.

Но танк, подбитый пушкой Чабанова, уже вертелся в десяти шагах от окопчика.