Пламя войны

Одновременно ко мне прибыло первое пополнение в триста ополченцев, которых мы тут же начали демонстративно учить пикинерскому строю, выбрав для этого относительно ровную площадку, лежащую примерно посередине между тремя лагерями. Пусть лехи смотрят — баланс сил меняется…

Бергарский счел необходимым среагировать на изменение ситуации: следующей же ночью его лагерь покинуло полторы тысячи ландскнехтов и вся конница, торхи двинулись в арьергарде. Несмотря на все старания моих разведчиков, многочисленные дозоры степняков блокировали все попытки проследить путь герцога, но общее направление движения было и так понятно — «Медвежий угол».

Создалась благоприятная ситуация для разгрома вражеского войска по частям. Я уже был готов отдать приказ о подготовке к ночному штурму, но… Что-то подсказало мне, что незамеченными нам не прорваться, а противостоящие нам силы врага равны моему отряду количественно и наверняка превосходят качественно. Так что я лишь отправил голубя Луцику, да продолжил ждать поступления пополнений и активно обучать уже подошедших.

Так прошло еще два дня, причем на второй поспел еще один отряд, уже в шесть сотен бойцов. Лехи все прекрасно видели, а я не только не скрывал, но и всячески демонстрировал собственное усиление, подталкивая противника к необдуманным шагам… Так что сейчас могу со спокойной душой стоять у входа в шатер и слушать музыку дождя, предавшись сладостным воспоминаниям о семье — все, что было в моих силах, уже сделано. Кроме того, сердце греет радостная новость. Отец прислал гонца с известием, что оправляется от ран и поздравил меня с победой над торхами.

Глава 7

Воеводство Рудоса. Лагерь бригады принца-консорта

Болека Вос, пушкарь.

Проклятый дождь лил как из ведра всю ночь и стал затихать перед самым рассветом. Дрянная погода, особенно для нас — все время приходится проверять, не попадает ли предательская влага на укрытую деревянным козырьком пушку, бережно укутанную добрым куском кожи. Хорошо хоть людей хватает, и Алойзы разбил нас по парам, заставив каждую дежурить не всю ночь, а лишь ее треть.

Так что и я и Вислав, несмотря на «собачью вахту», чувствуем себя вполне бодро, хотя проклятая влага и пропитала насквозь наши жупаны, проникнув под плащи. Но сырой холод уж точно не способствует сладким грезам и предательскому сну на посту.

Мне-то еще что: пушка уперлась в самую стенку укрытия, так что всего и делов время от времени стряхивать с кожаного чехла воду да выгребать промокшую землю из-под лафета. Ну и прикрывать ее от дождя собственным телом с внешней стороны укрытия… А вот Вислав должен бесконечно поддерживать раскаленным фитиль, а это вам не хухры-мухры! Ему все время приходится поддерживать едва тлеющий костер, который, с одной стороны, не должен выдать нашей позиции, а с другой, иметь достаточный жар, чтобы раскалить орудийный фитиль! И это притом, что у открытого огня, разведенного в небольшой ямке, нет никакого достойного укрытия, кроме как прикрывающей нас от противника земляной стенки. Да, непросто ему приходится, ой как непросто… Но ничего. Когда солнце полностью взойдет, наша смена закончится, и тогда…

— Эй, пушкари!!!

Не очень громкий, но отчетливый возглас снизу заставил меня подпрыгнуть на месте — до того это было неожиданно! Но пока я пытался сообразить, откуда он прозвучал и что от нас хотят, нас вновь не слишком терпеливо побеспокоили:

— Вы там что, уснули, что ли, стервецы?! Сейчас поднимемся, без ушей останетесь!

Справа от меня раздался недовольный ропот Вислава:

— Это кто там такой храбрый? Поднимайтесь, сейчас…

— Сейчас ты обделаешься со страха, дурень! Я страж из секрета: фрязи скрытно покинули лагерь и будут здесь через пять минут!

— Что?!

Я даже не понял, кто это изумленно воскликнул — Вислав, я или мы одновременно. Но дальше затараторил уже я:

— Надо трубить тревогу!

— Не горячись, малый, лагерь уже поднимают. Но если дадим фрязям подойти поближе, то и ударим точнее. Вы, главное, не зевайте.

— Откуда идут?

— Раскрой глаза, умник! От лагеря!

Вислав засопел, обидевшись из-за резкого и насмешливого ответа стража, но, напряженно всмотревшись в серую хмарь, я и сам уже рассмотрел какое-то движение со стороны лехов. Не медля более ни минуты, я бросил товарищу:

— Иди поднимай Алойзы и парней, фитиль опусти в угли. Я послежу.

Единственная на нашем равелине пушка заранее приготовлена к бою: нужное количество пороха вымерено и засыпано в ствол, закрыто соломенным пыжом. Картечь в плетеной корзине также забита прибойником, осталось лишь засыпать порох в затравочное отверстие да, наведя пушку на противника, воспламенить его фитилем.

Сердце бешено колотится, в висках бьют молоты: несмотря на то что я добросовестно проверял орудие на всем протяжении дежурства, возник необоснованный, но оттого не менее жуткий страх, что порох отсырел и не воспламенится. Аж мороз по коже.