План D накануне (СИ)

Четверо несут гроб, по дороге с ними стрясаются всякие курьёзы, нападение балдохов — разумеется, те попадут впросак и будут высмеяны честными окрестными; «морально-этический конфликт», куда нести, на Ваганьковское или на Калитниковское, — он с удовольствием смотрел, как они мутузили друг друга, далее слушал разъяснения; сцена с могильщиками, которые не захотят хоронить в христианской земле злодея с Хитровки и будут наказаны скорбным просодом. В гробу будет лежать Ябритва, и до определённого момента действия крышка не должна лечь поверх. После нападения птиц её закроют, потом опустят в «символическую» могилу, ту будет изображать колышущееся чёрное полотно. П. спросил у одного из театральных, на кой ляд полотну колыхаться, если оно кажет могилу, на что тот едва не полез в драку, но ограничился бранью, из которой он уяснил — всё дело в том, что могила «символическая», а ещё как-то причастна «деструктивная кладбищенская действительность». За полотном он вылезет из ящика, явится на склад, выставит вместе с ними и возвратится к поклону. Поскольку само ограбление и дорога из окрестности до Пустой улицы и обратно занимали приблизительно час — он ещё намеревался выверить натуралистически, — требовалось сочинить длинные речи о покойном, чтобы занять публику на этот интервал. Стили вязались с недоговорённостью личности, загадывать которую и подогревать интерес следовало на протяжении всего дивертисмента. Балдохи хотят отобрать тело, могильщики отказываются хоронить, какие-то тёмные силы подсылают птиц, никто не стал бы так рассираться ради обыкновенного патрикея. Речи намеревались толкнуть несколько подставных лиц, с противоречащими сведениями, не всеми, но ключевыми, на почве которых возник бы спор, на суд общественности вышли бы новые подробности жизни и дел покойного, в результате чего будет взят путь к общей константе, но до той поры зритель не должен заскучать.

Двое мучились над рацеями, двое спорили, как всё обставить и объяснялись с заказчиком. Он посоветовал напоследок для пущего куражу зрителей, если хватит духу, назвать всё «Смерть Изамбарда» и налепить с этим несколько афиш, состряпав их в виде почтовых конвертов, что улестит самого и создаст правдоподобие, после чего самодовольно ушёл проверять Полтергейста.

По дороге П. засёк время, за которое достигнет склада, потом сообразил, что он помчит на извозчике; если попадётся болтливый, придётся его кончить. Ещё подумал, что у Изамбарда всё же два глаза. Шёл по Гончарной улице, потом оказался на Пустой, там смекнул, что во время всего действия он ведь будет изображать мертвеца.

Вечерело, туман сгущался. В воздухе витало необъяснимое ощущение, словно затевается какое-то крупное дело, куда будут втянуты все. На Хитровке это всегда чувствовалось. Все начинали говорить приглушённо, выпивать без того, чтобы сообщить, за что, уменьшалась статистика побоев жён и марух, не так яростно просили милостыню и не так остро перчилась «собачья радость», всё опреснялось. Повсюду разливался ощутимый фосфен непоправимого, хотя здесь почти всякий шаг едва ли был поправим. Архитектурная наполненность чаши оживала и то деревенела, то распускала статику. Внутри всех качало, людям лучше спалось, ор младенцев распространялся более широко, залетал к тем, кто и не чаял никогда себе иметь, отвергая репродукцию, предпочитая не думать, откуда взялись все. Зажигалось больше костров.

Позади строений располагался каток, несколько детей и монашек чинно выделывали фигуры, скрипели пряжки, то и дело они взмывали и рушились не хуже него. Своим падением он привлёк внимание кого-то из детей, тот оповестил прочих, все стали ломиться в коньках через снег, смотреть и догонять по складским задворкам птеродактиля. На такой случай поблизости в засаде сидел Полтергейст, малость пришедший в себя за день благодаря куриному бульону и ржаным гренкам с паштетом. Его нарядили в медвежью шкуру и страшную венецианскую маску с длинным клювом. Когда подобного вида тварь возникла и пошла наперерез, дети смешались, потеряли цель и в результате сместились в сторону катка под защиту монашек.