План для Лайзы

И Яков Самуилович был не единственным, с кем в тот памятный день приключились невероятные казусы. Совершенно непостижимое чудо произошло с секретарем суда. После напряженного трудового дня этой невзрачной и незамужней девушке повстречался удивительно обаятельный молодой человек итало-турецкой внешности, который безжалостно эксплуатировал женский обычай любить ушами до тех пор, пока г-жа секретарь не согласилась порвать протокол того самого заседания, решением которого были заблокированы счета хозяев кинотеатра, и выбросить обрывки в унитаз.

Нечего и говорить о том, что наутро счета ООО “Лайза” были разблокированы.

Но если кто-либо подумает, что подруга дней моих суровых, на роль каковой столь невзыскательно напросилась голоиллюзорная Лайза, причастна к этим безобразиям, то он ошибается. Проследив за эвакуацией из летнего кинотеатра наряда полиции, эпатированного голографическим полковником-покеристом, мы устроились на парковой лавочке и занялись, как и полагается наедине с женским полом, тематикой личных и межличностных отношений.

– Интересно, Сашу уже выпустили из полиции? – пропела моя спутница, скосившись интригующе на меня. То, что она назвала Машкина “Сашей”, царапнуло меня в области сердца, и я довольно грубо ответил:

– Кому он там нужен? Конечно, выпустили!

– Ты ревнуешь? – голосок ее переливался лукавыми нотками. Даже не сообразил в первый момент, что ответить. Язык оказался быстрее серого вещества, и я буркнул:

– С чего бы это? Ревнуют к живым, а не к миражам.

– А почему ко мне нельзя ревновать? – капризно надула губки моя напарница. – Чем я хуже других девушек?

– Понимаешь, – я сообразил, что ее отец, будучи ученым мужем преклонных лет, навряд ли заложил в программное обеспечение этого прекрасного виденья какие-либо представления о сексе и всём, что с ним связано, – ревность – это это когда мужик сходит с ума при мысли о том, что его женщина может родить детей не от него, а не от какого-нибудь Сашки Машкина.

– Так ты хочешь детей? – обрадовалась Лайза. – Пожалуйста! – со звуком лопнувшего мыльного пузыря перед нами возникла троица розовощеких карапузов, которые тут же принялись пищать, ковыряться в земле у наших ног и ловить пролетающих мимо бабочек. – Хорошенькие, правда? Еще надо?

– Нет! Зачем мне эта голография? Я хочу реальных детей! Настоящих!

– Но эти же лучше! Не писаются, не какаются! Всегда послушные! Хочешь поиграть с ними? Лови мяч! – и действительно, из рук одного из младенцев вылетел мячик, я невольно вскинул свои лапищи, и голографическое изображение красно-синей резиновой сферы на мгновение застряло между моих ладоней, а потом полетело обратно к ребенку так, словно я его бросил.

– Прекрати! – Лайзины проделки начинали меня злить. – Я не знаю, как это объяснить… Для мужчины важно, чтобы дети были, как это выразить? От его семени и от плоти любимой женщины!

– От семени? – хихикнула Лайза. – Ты что, подсолнух? Мне кажется, я просто перестала тебе нравиться!

“Ну, вот, началось”, – мелькнуло в голове, но мое рациональное “я” тут же сбавило тон:

– Лайза, ты мне очень нравишься! Но пойми, ты же ненастоящая!

– А чем уж так хорош ваш настоящий мир, что он тебе так нравится? Посмотри, как он несовершенен! Что мы с тобой видели позавчера? Не налажена даже такая элементарная вещь, как торговля квасом! Люди, вместо того, чтобы прийти к бочке в назначенный им час, собираются в очереди, толпятся, ссорятся, ругаются. И так везде! В магазинах, в общественном транспорте, где угодно! Никакой организации! А производство? Каждое предприятие производит сколько хочет и чего хочет, ориентируясь на выкладки каких-то маркетологов, которые в своих университетах усвоили только одно: самый выгодный товар – палёная водка! А когда не могут найти покупателей на свою продукцию, готовы драться за рынки сбыта, убивать, устраивать войны!

– Ты прямо как мой дед шпаришь! Он у меня политэкономию социализма в универе, тогда еще институте, преподавал.

– Что ж, твой дед был неглупым человеком! – я не заметил, как к нам подошел Лайзин папаня, и теперь он стоял напротив нас, опираясь на винтажную клюшку с рукоятью в виде лошадиной головы.

– А чем все кончилось? – после стольких месяцев, проведенных на платформе в компании работяг, язык у меня чесался поговорить на абстрактные темы, а на социально-экономические – тем паче. – Сначала за колбасой в Москву надо было ездить, потом дошло до того, что газеты выдали рескрипт: если на полках магазинов есть хрен и горчица, то нельзя заявлять, что прилавки пустые. Вот то, ради чего горбатились 70 лет! Вот афиша над райкомом: “Все для народа, все ради народа!” – а сами через отдельную кормушку с заднего входа отоваривались! Мой отец – кандидат технических наук, автор шести изобретений – по восемь месяцев в году из колхозов не вылазил. Вместо того чтобы работать по специальности. Это что: так было запланировано?

– Не горячитесь, юноша! У всякой системы – свои недостатки. В данном случае идея просто-напросто обогнала время.

– В смысле? Может, опоздала, а не обогнала?