И вот сидим мы на скамейке. Я с каменным лицом, сдерживая свои непривычные порывы, и преданный любовник, который свои порывы не сдерживал. Он свободно выражался в сторону своей бывшей возлюбленной. Знала б она, какие он эпитеты к ней подобрал. Настоящий поэт.
Вот только мне было не до его душевной боли.
— Пожалуйста, выпустите меня! — начал кто-то пискляво вопить. Да и еще так жалостливо. Мне аж тошно стало. Кто это такой жалкий? А! Это была я. Это все, что я сделала для своего спасения. Слишком меня выбила из колеи ситуация, которую я не могла контролировать.
Все что оставалась, это сесть и ждать. Только чего?
— Выпустите ее!
Видимо этого.
— Ваша светлость? Как выпустить? Она ж эта — преступница.
— Я сказал, выпусти. — повторил знакомый голос. Его обладатель наконец-то вышел на свет, следуя за мужчиной, который шел меня открывать.
А моим спасителем оказался мужчина, который уже спасал меня. В таверне.
Нет бы забеспокоиться такому совпадению, я почему-то заулыбалась во все 32. И так тепло на душе стало. Это, оказывается, так приятно, когда тебя спасают.
— Пойдем за мной! — сказал он мне, когда я была выпущена.
Вот тут наконец включился мой мозг:
— К… куда? — но не голос. — Я с вами никуда не пойду. Вы вообще кто?
— Меня зовут Дэймонд. Пойдем, Мари, нам нужно срочно уйти. Моих полномочий может не хватить. Ты хоть знаешь, кого пыталась ограбить? Советника императора. Пойдем живее.
Но ему и не надо было меня уговаривать. Мои ноги уже сами вели меня за привлекательным мужчиной.
Мы дошли с ним до его кареты. Он уже собирался в нее залазить, но я остановила его:
— Дэймонд, — произнести его имя вслух оказалось очень приятным действием. — Почему вы мне помогаете? — я решила узнать это до того, как мы доберемся до неизвестного пункта назначения. Мне не хотелось бы попасть впросак. Все же хоть этот мужчина и спас меня уже два раза, я не могла слепо довериться ему.
— Я обещал это твоему отцу, Мари.
4 глава
Повисла гнетущая тишина. Его слова я вполне услышала, но никак не могла понять.
— Карл? Причем тут он? — никогда в жизни не поверила б, что этот меняненавситник будет мне помогать. Да он скорее организовал бы мою поимку, чем освобождение. Хотя в целом он, наверное, уже давно забыл о моем существовании. Поэтому возникал резонный вопрос. — Зачем Карлу мне помогать? Он меня ненавидит.
— Я не знаю, кто такой Карл. Я говорю о твоем настоящем отце, об Адаме. Двадцать три года назад он…
Но его очень некультурно перебили:
— Дэймонд, что ты несешь? — от нереальности происходящего я даже перешла на ты. — Какой еще Адам? Какой настоящий отец? Меня выкинули, как мусор,
на крыльцо самого бедного дома чуть ли не во всем мире! А сейчас ты мне говоришь, что какой-то Адам просил тебя защищать меня. — всю жизнь я представляла, как отреагирую, если что-то узнаю о настоящих родителях. Сначала я была полностью уверена, что брошусь к ним в объятия. Все свое детство я заочно любила их. И ждала. Я хотела, чтоб кто-то меня также ценил, как Люсинда Филиппа. В подростковом возрасте я стала их ненавидеть. Я поняла, что меня бросили. Мне были неважны причины. Мои приемные родители не бросили ни одного ребенка, не смотря на тотальную бедность. Неужели мои родители не могли воспитать меня одну? Когда я выросла, я поняла, что уже ничего не чувствую к своим биологическим родителям. Побывав в разных ситуациях, как сложных, так и легких, я поняла, что у них могли быть веские причины бросить меня. Да и тем более одиночество стало настолько комфортным, что я и не могла представить кого-то рядом со мной. Это вводило меня в панику. Я думаю, что любые родственники вокруг меня только мешали б мне, я должна б была врать им, не говорить про себя, делать вид, что все хорошо, хоть все и плохо. Так делали все со своими родными. Так что сейчас информация о каком-то отце лишь взбесила меня. Только этого мне сейчас не хватало. Я стала слишком самостоятельной, чтоб привыкать к новопоявившемуся родственнику.
— Мари, послушай! Я должен тебе все рассказать, только не перебивай меня. Давай сядем в карету, чтоб нас никто не подслушал.
Я отрицательно покачала головой. Хоть этот мужчина и вызывал во мне симпатию, я не могла полагаться на интуицию. Больше не могла.