– Я выразился неловко. Просто хотел сказать, что неплохо бы нам определиться с тем, что делать дальше.
– А что определяться, будем кататься. Я знаю еще одно место, где можно найти нашего неуловимого Валерия Борисовича, но туда еще ехать рано. Совсем рано. Время надо убивать. Вдвоем его убивать легче, правильно?
– Правильно.
– Ты мне пока расскажешь что-нибудь о себе. А то мы уже вон сколько разъезжаем вместе, и все обо мне, о моих родственниках, о моих делах. Перекос.
– У меня отец не академик и его не убивали.
– Да, если до сих пор не академик, то вряд ли теперь уже станет. А вот что до второго…
Леонид демонстративно кашлянул.
– Обиделся? Зря-я. Ты вообще меня неправильно воспринимаешь. Психованная, поверхностная, эгоистка. Отца не столько любила, сколько доила. А вот любила. Иногда настоящее чувство маскируется. И правильно делает. Над настоящим чувством ведь часто издеваются. Вот и хочется спрятать его, оградить, иногда даже грубостью.
– Это значит, когда мне хамит продавщица, она в меня влюблена?
– Не притворяйся, что ты ничего не понял. У меня есть хороший один знакомый по институту. У его отца рак горла, так этот мой знакомый зовет его «раковая шейка». Казалось бы, цинично. Казалось бы, но поверь, отца он по-настоящему любит и уважает, почку бы ему отдал, если бы у него был рак почки.
– Н-да.
– А иногда бывает так, что отцу уже не поможешь, но можно еще помочь кое-кому другому.
– Кому это?
Вероника резко перестроилась из одного ряда в другой.
– Опять я о себе. Теперь будешь отвечать на мои вопросы. Откуда родом?
– Из Сибири.
– Ты же белорус.
– Не все белорусы живут в Белоруссии. Некоторые уехали в другие части страны. Часть не по своей воле.
– Типа сталинизм, то-се.
– Да, то-се. Родился в Сибири, а в Москву приехал с Могилевщины.
– Какая богатая, какая детальная информация. Может, тогда хотя бы расскажешь, откуда у тебя сыщицкий нюх? Так прямо хвать след и идешь по нему!
Леонид засмеялся.
– Кое-что досталось мне с генами.
– Что, предки чекистами были?
– Скорее партизанами.
– Ах, да, я же с детства помню: «Партизаны, сосны и…».
– И туман. Мы, Филины…
– Филины?
– В Белоруссии много таких фамилий: Крот, Ерш… Так вот, мы, Филины, семья большая, еще с довоенного времени о нас на Могилевщине было слыхать. У меня семь дедов со стороны отца. Во время войны все мои деды и дядья, конечно же, партизанили. И очень по этой части отличились. Так вот, случился однажды во время оккупации такой эпизод. Ранили одного из дедушек моих, Мечислава. Опасно, в живот. Срочно нужна была операция. Но чтобы скрытно по партизанским территориям добраться до госпиталя, нужно было бы петлять дня два. А это смертный приговор раненому. И тогда другой мой дед решил так. Положил раненого на телегу и рванул прямиком, открыто, через деревни, где стояли полицайские гарнизоны. Расчет был на то, что Филина не тронут. Война войною, немцы немцами, а вот с Филинами лучше не связываться. И что же, полицаи сделали вид, что ничего не заметили. Не знаю, объяснил ли я тебе что-нибудь.
– Да, в общем, не слишком много. Ну, партизаны…
– Так вот сейчас я что делаю – партизаню! Причем кругом туман, погуще, чем в песне.
– Значит, ты не веришь мне.
– Не понимаю.
– Я же сказала, что убил Шевяков. Перестань морщиться и ус оставь свой. Мотив же у него был, и он сам сказал, что собирается вернуться на дачу. Подозрительно.
– Знаешь, если посмотреть на эту ситуацию внимательно, то все, буквально все выглядит подозрительным.
– Слова.
– Почему слова? Подозрительно, что твой дядя Виталий Борисович так внезапно, без предупреждения приехал в Москву из-за пределов. Он знал о работах отца?
– В общих чертах.
– Человек грамотный, он не мог не понимать их ценность. Навел среди западных издателей справки, сколько это может стоить. Оказалось очень много, Советский Союз там сейчас бешено популярен. Связался с братом и…
– Дурак, они не разговаривают уже лет пятнадцать. Дядя Виталя презирает дядю Валеру, а дядя Валера в ответ его еще больше презирает.
– Тогда хочешь еще один подозрительный момент?
Вероника поощрительно промычала в ответ, одновременно склоняясь над баранкой, чтобы лучше разглядеть огни светофора.
– Хозяин дома по улице Крузенштерна, дом девять.
Сказанное было так неожиданно для хозяйки, что даже ее машина заглохла.
– При чем здесь хозяин дома по улице Крузенштерна?
– А он носит тельняшку.
– Ну и что?!
– А то, что твоего отца убили кортиком.
– В Москве, наверно, миллион мужиков носит тельняшки.
– Во-первых, в Перелыгино живет народу значительно меньше миллиона, кроме того, не ко всем носящим тельняшку на следующий день после убийства Модеста Анатольевича Петухова заезжает дочь убитого. И покидает его со скандалом.
– Так ты, значит… партизанил за мной?
– Я вообще партизанил по округе. Зашел на квартиру к Валерию Борисовичу, не застал его там, а застал какую-то старушку, она чистила картошку.
– Какая там может быть старушка?
– Такая седая, черт ее знает. Потом, когда шел обратно, случайно, но в известном смысле и не случайно, увидел, как ты…