Планета для охоты

Вздрогнув, Ора оглянулась. В ее отчаянных глазах отразилась вспышка, превратившая «каплю» в дымное облако: страх, боль, радость смешались в этом взгляде. И еще было в нем нечто такое, что всегда действовало на Алексея, как добрый заряд в подсевшую батарею.

Вдвоем они отбили еще одну атаку, по очереди посылая огненные струи лучеметов веером вправо и влево, прикрывая отбегающие среди оскаленных обломков черные фигурки парней. В какой-то момент они остались на самом острие, и вся мощь атаки пришлась на их нервы. И главное было — не побежать, потому что длинные стрелы густо сыпались на камни их укрытия.

Они лежали, прижавшись друг к другу, и был момент, когда напряжению нервов, казалось, наступил предел — бьющие по ним из-за близкой кромки белесых утесов волны биологического ужаса, поставили истощенное сознание на грань, где беспамятство сливалось с сумасшествием. Ора выпустила лучемет и в беззвучных рыданиях уронила на руки шлем, но Алексей, лежа, почти бессознательно, все поливал пламенем нависший горизонт.

…И вдруг все кончилось. Не стало ужаса, пропала боль в раздерганных нервах, исчезло все: осталась звенящая, как жизнь, тишина. Словно слепой, Алексей ошеломленно повел воспаленными глазами по обожженным скалам, по зеленоватым ошметкам истерзанных лучеметами лиан, по невероятно синему небу над головой.

Все кончилось. И только всхлипывающее дыхание Оры нарушало эту немыслимую тишину. Он подумал, что умер. Или нет — просто, как в детстве, проснулся, усилием воли вынырнул из кошмарного сна. И ничего не было. Ничего. Все приснилось.

Алексей обхватил мокрые плечи девушки, приподнял ее, повернул. Ора обхватила его шею руками, прижалась, как ребенок.

— Ора, Ора! — шептал он. — Все кончилось, слышишь? Кончилось!

А сам еще озирался настороженно, но уже знал, чувствовал — новой атаки не будет. Губы его терзала бессмысленная улыбка, и слезы закипали в засыпанных сухим песком глазах.

Он снял с Оры тяжелый шлем, утонул обожженными пальцами в ее горячих спутанных волосах, шершавыми ладонями размазывал белесую грязь по мокрым щекам. Он гладил ее искусанные окровавленные губы и смеялся, и слезы текли по его лицу, застревая в опаленной бороде. Он хохотал, и, глядя на него, тихо смеялась, приходя в себя, Раэнгаоратила. И воздух упруго входил в легкие, разгоняя по жилам поющую кровь. Они были живы. Они выдержали! И не было на свете ничего: ни страха, ни боли, ни смерти. А если они умерли, то пусть! Потому что смерть оказывалась лучше жизни.

И все же они были живы, потому что вместе с пьянящей радостью бытия в сердца, неосознанно еще, начинала стучать тревога. И другие глаза проступали в бесконечно счастливых черных зрачках Оры — растерянные, зовущие, молящие о помощи.

— Сандра… — все еще бессмысленно прошептал Алексей и вдруг разом все вспомнил. И то, как опрометью кинулся за выступ скалы, и то, как смотрела на него Сандра: безумный страх в потемневших глаза, упавший на камни ее «Нордговер»… Он втолкнул ее под прикрытие скалы, а сам бросился на выручку к Оре. Он еще крикнул: «Сиди здесь, я сейчас!» «Сейчас»… Сколько времени прошло?

Давясь остатками нервного смеха, Алексей медленно поднялся. Услышал: «Альоша, куда?» — и уже бежал, шатаясь, перепрыгивая через валуны.

Он обогнул скалу и заметался по усыпанной щебнем площадке. Сандры не было. И только одиноко и страшно поблескивал на камнях ее закопченный «Нордговер»…

Все это здорово смахивало на дурной, пересыпанный кошмарами, сон. С одной лишь разницей: Дайку никак не удавалось проснуться. И это несмотря на то, что этой ночью он вообще не сомкнул глаз.

После трагедии на поляне первым было стремление во что бы то ни стало и как можно скорее добраться до биостанции. Но ночь стремительно упала на Дикси, едва их транспортер углубился в заросли. И наступил мрак. Хоть глаз выколи! Напрасно Рита крутила настройку рации, напрасно вслушивалась в эфир. Что-то невообразимое творилось в нем! Даже радиокомпас сошел с ума, указывая одновременно во всех направлениях.

Некуда было ехать — они не знали пути. Оставалось остановить машину и затаиться во тьме. Измученных девушек свалил сон, а Дайк так и не сомкнул глаз. Обостренным чувством он вслушивался в полную невидимого движения ночь. Его подсознание превратилось в некий биологический радар, улавливающий то, что еще недавно было скрыто от восприятия. Странные всплески чужого излучения толкались в настороженные клетки мозга. Это была не просто энергия — в ее упорядоченной пульсации угадывалась чужая мысль. Это была живая энергия, энергия безусловно разумная. Что-то происходило вокруг затаившегося во тьме транспортера, и Дайк вдыхал едва ощутимые сгустки энергетической информации, не в силах понять ее смысл, но явственно понимая враждебность ее по отношению к нему, Дайку. Скорее даже не враждебность, но безусловную опасность, исходящую от невидимого присутствия неведомых мыслящих организмов. Наверно так, еще не видя, чуют приближение человека дикие животные.