Планета для робинзонов

Джо молча поднял скрипку. Медленные грустные аккорды наполнили комнату. Постепенно, по мере того, как Джо увлекался, они становились всё выразительнее и богаче. И вдруг Сью услышала в них безысходную боль. Боль и тоска кричали в каждой ноте, в каждом аккорде! Боль и тоска, и ненависть волной надвигались на неё, обвиняли в чём-то, требовали что-то от неё. Ей слышался звук плетей, ударявших обнажённое тело, и стон большого сильного мужчины, и сдерживаемый плач женщины.

Всё, что вошло в плоть и кровь белой девушки, дочери хозяина и будущей хозяйки, всё, чему её учили с самого раннего детства, всё, к чему она привыкла с пелёнок, запротестовало в ней, и она бросила свои руки на клавиши.

Мощный аккорд диссонансом ворвался в мелодию скрипки:

— Молчи, раб! — требовало пианино.

Но скрипка не поддалась, не послушалась! Скорбь и боль первоначальной мелодии сменились робким протестом. Пианино требовало послушания, а скрипка отвечала ему новым взрывом возмущения. И вот уже слабые аккорды пианино покрыты мощной волной:

— День Гнева настал! Берегитесь, хозяева!

Сью вдруг почувствовала в себе, где-то в сердце, в груди, в руках, даже в кончиках пальцев сумасшедшую радость, её тоже захватило это чувство, она забыла, что она — белая. Нет, она не забыла, что она белая, но она вдруг почувствовала себя чёрной! И аккорды скрипки и пианино слились в едином ликующем порыве!

Но вот Джо опустил смычок, и Сью бессильно бросила руки на колени. В её душе с новой силой вспыхнула борьба. Ей казалось, что все белые, которых она знала и не знала, все её братья, мать, отец, бабушка, многочисленные дяди и тёти сейчас ворвутся в эту комнату, чтобы разделаться с отступницей!

Сью подняла голову и увидела, что из пустых глазниц Джо одна за другой катятся крупные слёзы. И она почувствовала, что она должна, обязана немедленно вытереть эти слёзы и утешить этого бесконечно несчастного человека, который вдруг стал для неё таким дорогим и близким!

Она снова забыла, что она — белая девушка, хозяйка. Сью вскочила со своего стульчика, подбежала к Джо… Она сама плакала и не замечала этого. Дрожащими руками она вытирала ему слёзы, трепещущие губы лепетали что-то…

Левая рука Джо неуверенно поднялась в воздух и легла на её плечи. И тогда Сью вдруг поняла, что ей надо, со вздохом облегчения приникла к нему и прижалась щекой к его большой и сильной груди… Несколько минут они простояли абсолютно неподвижно.

Какой-то посторонний звук заставил её резко вырваться из объятий Джо и обернуться: в дверях стояла бабушка, старая миссис… Страх сковал сердце, и она потеряла сознание…

5

Несколько дней Сью дали поболеть.

Наконец, однажды утром в её спальне появилась бабушка. Темнокожая горничная, причёсывающая Сью, повинуясь требовательному жесту, беззвучно исчезла. Миссис Элоиза неторопливо подвинула себе стул так, чтобы солнце не падало ей в лицо, и уселась.

— Сью, дорогая, — начала она после минутного молчания, — мы с мистером Джошуа, — она всегда так называла своего мужа, — мы с мистером Джошуа решили, что пора тебе подарить своё «Евангелие».

Каждая белая девушка собственноручно переписывала «Евангелие». В тот день, когда ей исполнилось десять лет, ей преподносили книгу с чистыми листами. В день своей свадьбы она дарила своему мужу переписанное ею «Евангелие».

— Но, бабушка… Я ещё не хочу…

— Ты закончила переписывать святую книгу?

— Да. И заставки все нарисовала.

— Значит тебе уже пора.

— Но…

— Никаких «но». Кроме всего прочего, за тобой долг. Долг белой женщины. Смотри, в каждой белой семье есть дети, но, в основном, это мальчики. Господь Бог не даёт нам, белым матерям, девочек. У меня — трое сыновей и одна дочь. У твоей матери — тоже. Поэтому мы, белые, не можем допускать расточительства…

— А как же бабушка Оттилия?

— Оттилия была бы замужем… Но в детстве она упала с лошади… У неё не могло быть детей… Такова воля Господа!

Некоторое время они помолчали. Бабушка понимала, что Сью надо переварить услышанное.

— Бабушка, а как же…

— Что, «как же»?

Все события последних дней снова вспыхнули в памяти Сью:

— А как же Джо?

— Джо? — бабушка сделала вид, что удивлена, хотя давно уже ожидала этого вопроса. — Джо давно уже отвезли. Сколько же можно держать в доме чужую вещь?

— Бабушка! Он же не вещь!

— Да ты что, внучка? Ты думаешь, что говоришь? Не говоря уже о том, что по закону… Да ты ведь переписывала «Евангелие»! Ты помнишь, что за кара полагается белой женщине, если она позволит негру…

Сью молчала.

— Ну!

Кивок головой.

— Нет, ты скажи!

— Камни… — прошептала Сью.

— Вот, вот! В неё должны бросать камни до тех пор, пока её тело не скроется под ними, и камни не перестанут шевелиться. Ты этого хочешь? Отвечай!

— Нет…

— Громче!

— Нет, не хочу! — почти закричала Сью.

— А ты представь, что я расскажу мистеру Джошуа? Ты же знаешь своего деда? Для него закон — прежде всего…

Миссис Элоиза немного покривила душой перед внучкой: мистер Джошуа узнал всё из её уст в тот же день, когда свершилось преступление. Но мистер Джошуа и сам знал, когда настаивать на выполнении закона, а тогда — забыть о его существовании.