Планета Ка-Пэкс

— Я же говорил вам…

— Знаю, знаю. С помощью зеркал.

И еще я знал, что без толку было с ним спорить, так что на магнитофонной пленке в этом месте пауза и слышно только, как я постукиваю пальцами по ручке кресла. Наконец я не выдержал:

— В следующий раз, когда надумаете улетать, пожалуйста, предупредите меня.

— Я предупредил, — ответил он.

— И еще: мне кажется, вам не следует обещать другим пациентам, что вы заберете их с собой на вашу планету.

— Я никому этого не обещал.

— Не обещали?

— Нет. Я сказал им, что смогу взять с собой только одного человека.

— Мне кажется, вам не следует давать обещания, которых вы не можете выполнить.

— Я никому ничего не обещал, — сказал прот и впился зубами в огромную клубничину, выуженную из миски, полной ягод, которые принесла миссис Трекслер из своего огорода в Хобокене.

Я был жутко голоден и исходил слюной. На этот раз я решил к нему присоединиться. С жадностью уминая ягоды, мы минуту-другую пожирали друг друга взглядом, точно борцы перед началом состязания.

— Скажите мне: если вы можете покинуть это место в любую минуту, почему вы продолжаете здесь оставаться?

Прот проглотил целую горсть ягод и глубоко вздохнул.

— Ну, это место подходит для составления моего доклада не хуже других — вы меня регулярно кормите, и фрукты у вас замечательные. К тому же, — лукаво добавил он, — вы мне нравитесь.

— Нравлюсь настолько, что вы готовы побыть тут еще какое-то время?

— До семнадцатого августа.

— Понятно. А теперь давайте начнем, хорошо?

— Разумеется.

— Так. Могли бы вы нарисовать мне карту звездного неба, видимого с любой точки Галактики? Скажем, с Сириуса?

— Нет.

— Почему?

— Я там никогда не был.

— Но вы могли бы сделать это для тех мест, где вы уже побывали?

— Естественно.

— Можете нарисовать для меня несколько таких карт к следующей нашей встрече?

— Проще простого.

— Хорошо. А теперь скажите: где вы действительно были последние несколько дней?

— Я же сказал: ньюфаундленд, лабрадор…

— Ох-хо-хо! И как вы себя чувствуете после столь долгого путешествия?

— Спасибо, прекрасно. А как вы, ноэр, поживали?

— Ноэр?

— На КА-ПЭКСе джин будет ноэр. Рифмуется с «мохер».

— Понятно. Это слово образовано от какого-то французского?

— Нет, от ПЭКСианского, и означает оно: «тот, кто сомневается».

— А-а. А что по-английски означает «прот»? Самоуверенный, как индюк?

— Не-е. Хотите — верьте, хотите — нет, но «прот» происходит от древнеПЭКСианского «скиталец».

— А если я вас попрошу перевести что-нибудь с английского на пэксианский, скажем, к примеру, «Гамлета», сможете?

— Конечно. Когда вам это нужно?

— Сделайте, когда сможете.

— На следующей неделе подойдет?

— Отлично. А теперь о другом. На прошлой неделе мы немного поговорили о науке на КА-ПЭКСе. Расскажите мне об искусстве на вашей планете.

— Вы имеете в виду живопись и музыку? Что-нибудь такое, да?

— Живопись, музыку, скульптуру, танцевальное искусство, литературу…

Он сложил вместе кончики пальцев, и на лице его появилась привычная улыбка.

— Искусство там в некотором роде сходно тому, что на ЗЕМЛЕ. Но не забывайте, что у нас на развитие его было на несколько миллиардов лет больше. Наши музыкальные произведения не основаны на чем-то примитивном, вроде нот, и ни одно из видов нашего искусства не основано на субъективном видении.

— В музыкальных произведениях не используются ноты? А что же тогда…

— Они непрерывны.

— Могли бы вы привести пример?

При этих словах прот вырвал из своего маленького блокнота лист бумаги и принялся на нем что-то рисовать.

Пока он рисовал, я задал ему вопрос: почему, обладая такими необыкновенными талантами и навыками, он ведет письменные записи своих наблюдений?

— Ну разве это не очевидно? — ответил он. — А что, если со мной что-нибудь случится до моего возвращения на КА-ПЭКС?

А потом показал мне следующее:

— Это одна из моих любимых. Я ее выучил еще ребенком.

Пока я пытался хоть что-то понять из этой «нотной записи» или уж не знаю, что это было, он добавил:

— Теперь вы видите, почему я довольно пристрастен к вашему джону кейджу[22].

— Можете напеть пару тактов из этой штуковины?

— Видите ли, я не пою. И потом, наша музыка не выражается мелодиями.

— Можно мне эту вещь сохранить?

— Считайте, что это вам на память о моем визите.

— Спасибо. Итак, вы сказали, что ваше искусство не основывается на «субъективном видении». Что вы под этим подразумеваете?

— Я имел в виду, что у нас нет того, что вы называете «художественным вымыслом».

— Почему?

— А для чего это нужно?

— Ну, нередко вымысел помогает нам понять правду жизни.

— Зачем же нужно ходить вокруг да около? Почему не говорить о правде жизни напрямую?

— Правду разные люди понимают по-разному.

— Правда — это правда. То, о чем вы говорите, — это фантазия. Воображаемые миры. Скажите мне, — прот склонился над блокнотом, — почему у людей создалось такое странное впечатление, что вера и правда — это одно и то же?

— Потому что иногда правда ранит. Иногда нам надо верить в какую-то лучшую правду.

— Какая же правда может быть лучше, чем сама правда?

— Возможно, есть не один вид правды.

Прот настрочил еще что-то в своем блокноте.