— Прот!
Он медленно разжал кулаки.
— Что?
— Мне сейчас в голову пришла одна мысль.
— С чем вас и поздравляю, доктор брюэр.
— Как вы смотрите на то, чтобы во время нашей следующей встречи пройти сеанс гипноза?
— Для чего?
— Назовем это экспериментом. Иногда под гипнозом всплывают те воспоминания и чувства, которые из-за их болезненности старательно подавляются пострадавшим.
— Я помню все, что когда-либо сделал. Так что в гипнозе нет нужды.
— А могли бы вы это сделать для меня — в виде личного одолжения? — Во взгляде прота мелькнуло подозрение. — Почему вы колеблетесь? Вы боитесь гипноза?
Дешевый трюк, но сработал без осечки.
— Конечно нет!
— В следующую среду? Хорошо?
— Следующая среда — четвертое июля. Вы работаете в американские праздники?
— Боже мой, неужели уже июль? Значит, так: во вторник проверим, как на вас действует гипноз, а сеансы начнем через неделю после этого. Годится?
— Абсолютно, мой уважаемый сэр, — ответил он неожиданно спокойно.
— Вы ведь не собираетесь нас снова покинуть, правда?
— Повторю это в последний раз: нет, не собираюсь — до трех тридцати одной утра семнадцатого августа.
И он вернулся в свое второе отделение, где его радостно встретили, как блудного сына.
На следующее утро прямо у дверей моего кабинета меня ждала Жизель. На ней был тот же самый наряд, что и прежде, а может быть, один из его двойников. И она вся сияла своей мелкозубой улыбкой.
— Почему вы мне не рассказали о проте? — требовательным тоном спросила она.
Я не спал до двух часов ночи, дописывая статью, пришел пораньше на работу, чтобы подготовить речь для торжественного обеда в ротари-клубе[24]
, и еще до конца не пришел в себя после исчезновения прота. А тут еще бой часов в моем кабинете, действующий мне на нервы и напоминающий о том, о чем мне не хотелось бы помнить.— А что я должен был рассказать? — сердито выпалил я.
— Я решила сделать его центром повествования. С вашего разрешения, конечно.
Я бросил свой распухший портфель на письменный стол.
— А почему именно прота?
Жизель в буквальном смысле слова упала в коричневое кожаное кресло и свернулась там уже знакомым мне калачиком. Я подумал: интересно, она это делает преднамеренно или она понятия не имеет, какое чарующее впечатление эта поза производит на мужчин среднего возраста, особенно страдающих синдромом Брауна[25]
? Я теперь начинал понимать, почему она стала такой успешной журналисткой.— Потому что он восхищает меня, — сказала Жизель.
— А вы знали, что он мой пациент?
— Мне сказала об этом Бетти. Поэтому я и пришла сюда. Попросить взглянуть на его дело.
Веки ее задрожали, словно крылья экзотической бабочки.
Я сделал вид, что необычайно занят перекладыванием вещей из своего портфеля на заваленный бумагами письменный стол.
— Прот — пациент особый, — сказал я. — Он требует очень деликатного обращения.
— Я буду очень осторожна. Я не сделаю ничего такого, что поставит под удар мою статью. И не стану разглашать никакую секретную информацию, — игриво прошептала она и тут же добавила: — Я знаю, что вы собираетесь писать о нем книгу.
— Кто вам это сказал? — вскрикнул я.
— Ну… он… прот… сказал мне.
— Прот? А кто ему рассказал?
— Я не знаю. Но уверяю вас, моя статья никоим образом не повредит вашей книге. Скорее она даже поспособствует ее публикации. И я покажу вам эту статью, перед тем как отдам ее в редакцию. Так вас устроит?
Я вперился в нее долгим взглядом, пытаясь сообразить, как мне избежать этих малоприятных осложнений. Жизель, похоже, почуяла мои колебания.
— Знаете что, — сказала она. — Я разузнаю, кто он такой, а вы дадите мне материалы для моей статьи. Так будет справедливо?
Жизель попала в десятку и явно это знала.
— И еще деньги на необходимые расходы, — тут же добавила она.
За выходные дни я просмотрел записи всех моих бесед с протом. Все в них указывало на то, что в его прошлом был какой-то акт жестокости, который побудил его к психологическому «побегу» из глубоко ненавистного ему реального мира в несуществующее идиллическое место, где никто ни с кем не общается и тем самым избегает всех тех больших и малых проблем, с которыми мы все живем изо дня в день. Но заодно и радостей, которые дорогого стоят.
Я решил пригласить прота провести у меня дома Четвертое июля, посмотреть, не проявится ли в нем в обычной семейной обстановке что-то новое, чего я раньше не заметил. Я и прежде приглашал к себе домой пациентов, и иногда это приносило положительные результаты. Моя жена эту идею одобрила, хотя я и предупредил ее, что прот, возможно, был замешан в каком-то преступлении, и не исключено, что…
— Глупости, — прервала меня она. — Приводи его.