— Спасибо. — На этот раз промахнулся я. — Между прочим, ты ведь пошла в Высшую медицинскую школу не из-за меня, верно?
— В какой-то мере из-за тебя. Во всяком случае, не потому, что ты этого хотел. Я всегда считала, что ты этого не хотел. Ты никогда не брал меня к себе в кабинет, никогда не водил по больнице. Может быть, именно поэтому мне и стала интересна медицина — она казалась загадочной.
— Мне не хотелось повторить ошибку моего отца. И если я тебе этого еще не успел сказать, то скажу сейчас: я очень рад, что ты решила стать врачом.
— Спасибо, папочка. — Она снова промахнулась, послав по ошибке в лузу белый шар. — А что бы ты стал делать? Я имею в виду, если б не пошел в медицину?
— Я всю жизнь хотел стать оперным певцом.
И тут она улыбнулась нежной улыбкой своей матери, той самой, которой та улыбалась, когда хотела сказать: «Как это мило».
Я даже рассердился:
— А что такое? Ты считаешь, я не смог бы стать певцом?
— Я считаю, что каждый человек должен быть тем, кем он или она хочет быть, — ответила Дженнифер, уже без улыбки. — Об этом я и хотела поговорить с тобой.
И, ударив по двенадцатому номеру, промахнулась дальше некуда.
— Ну, давай! — подбодрил я ее.
— Нет, теперь твоя очередь.
— Я имел в виду, скажи мне, в чем твоя проблема.
И тут Дженни кинулась ко мне на грудь и горько заплакала:
— Папочка, я лесбиянка!
Была уже почти полночь. Я помню время потому, что вслед за этим явился Фишка. Он тоже вел себя как-то странно, и я приготовился к очередному признанию. Правда, Фишка с протом не разговаривал.
После того знаменательного Четвертого июля даже мои внуки стали вести себя как-то иначе. Они перестали ссориться и бросаться друг в друга вещами, беспрекословно причесывались и шли в ванную мыться без всяких пререканий — превращение почти невероятное.
Но вернемся к нашему пикнику. Прот даже не прикоснулся к курице, но съел огромную порцию салата «Уолдорф» и выпил пару галлонов разных фруктовых соков, выкрикнув что-то наподобие «Да здравствует gusto[26]
!». Прот казался совершенно спокойным: почти весь день он играл во фрисби и бадминтон с Рейном, Старом и Ромашкой.И тут случилось нечто неожиданное. Карен включила на газоне поливалки, чтобы дети могли немного охладиться, и прот, который еще минуту назад, казалось, радовался жизни, вдруг стал сам не свой. Он, слава богу, ни на кого не набросился — только уставился в диком ужасе на Дженнифер и двух моих внуков, которые то вбегали в струи поливалки, то выбегали из-под них. И вдруг начал орать и метаться по двору. Я стоял и думал: «Что я такое сделал, черт побери?» И тут он остановился, упал на колени и уткнулся лицом в ладони. В тот же миг к нему подскочила Ромашка. А Бетти, ее муж и наш практикант уставились на меня в ожидании указаний, но единственное указание, что пришло мне в голову, было: «Немедленно выключите эти чертовы поливалки!»
Я очень осторожно приблизился к проту. Но не успел я положить ему руку на плечо, как он поднял голову, мгновенно повеселел и снова принялся резвиться с Ромашкой.
Больше до конца дня никаких происшествий не было.
Нам с Карен было о чем поговорить в ту ночь, и спать мы отправились лишь на рассвете. Карен хотелось знать, что Фредди будет делать, когда кончит летать, и она всплакнула о Дженни, но не из-за ее выбора, а потому что знала: Дженни будет нелегко. Однако последнее, что она сказала, перед тем как заснуть, было: «Я терпеть не могу оперу».
На следующее утро Жизель ждала меня, чуть не прыгая от радости.
— Он с северо-запада! — воскликнула она. — Скорее всего, из западной Монтаны, северного Айдахо или восточной части штата Вашингтон!
— Так сказал ваш парень?
— Это не парень, но именно так она и сказала!
— Неужели полиции не известно, что кто-то, в особенности ученый, пропал в той части страны пять лет назад?
— Должно быть, известно. Я знакома кое с кем в Шестом участке. Хотите, чтобы я их расспросила?
Впервые за последние несколько дней я рассмеялся. Похоже, на свете не было такого места, где бы она кого-нибудь не знала. Я поднял руки вверх:
— Конечно. Почему бы нет? Давайте действуйте.
Жизель тут же пулей вылетела за дверь.
В то же утро Бетти, явившаяся в больницу в огромных медных серьгах — как я полагаю, надетых для очередной попытки забеременеть, — принесла с собой заблудившегося котенка. Она нашла его на станции метро и, похоже, собиралась вечером забрать домой. Но вместо этого она предложила оставить его в больнице на попечение пациентов.
Как выяснилось, присутствие домашних животных в домах для престарелых и инвалидов чрезвычайно благотворно влияет на их обитателей, которым часто недостает не только любви, но и просто компании. Оно необычайно поднимает им настроение и даже продлевает жизнь. И, наверное, это справедливо не только для стариков и инвалидов. Однако, насколько мне известно, в психиатрических больницах таких программ не было.