Планета-казино

— У вас богатое воображение, майор, — заметил Жак. Ему казалось, что он начинает понимать мотивы, которые подвигают эльсинорца на такие высказывания. Майор Хорсер яростно и бесстрашно боролся за искоренение игры против целой планеты, делавшей на этом грандиозный бизнес. Победить он не мог, и потому И-Лим однажды назвал эльсинорца "навеки проигравшим". Если бы Жак обретался где-нибудь на другой, не столь развращенной планетке, то отыскал бы в Хорсере массу привлекательных черт, достойные уважения и подражания. Да, где-нибудь, но не на Мелии! Во всяком случае, именно такой портрет нарисовал в своем сознании Жак.

— Я хотела бы увидеть этого ловкача, — прозвенел голос Эйланы.

— Рхм, — издал неопределенный звук Хорсер, прочищая горло, — половина зевак нашего города собралась на центральном проспекте именно для этого — всей хочется поглазеть на Реера, сумевшего заткнуть за пояс остальных ловкачей и жуликов. Для сегодняшней толпы он — король, кумир и даже бог.

— Но я его не вижу, — заметила Эйлана, обведя взглядом праздно шатающуюся массу народа.

— Он еще не прибыл. Так что не волнуйтесь, еще увидите.

Больше соланийка не проронила ни словечка, она лишь изредка посматривала то в одну, то в другую сторону. Хорсер тоже не был склонен поддерживать разговор, но Жак приблизился к нему почти вплотную и спросил:

— А Реер что-нибудь получил за свою победу?

Плутонит верно расценил эльсинорца, как удивительный кладезь бесценной информации.

— Еще бы! — Хорсер едва не взорвался от такого наглого вопроса, — Вы — игроки — без выгоды и шага не сделаете, и пальцем не пошевелите! Всем давно известно, что главным призом Игр является желание. Всего и дел — выиграй, и желание в кармане.

— А что пожелал Реер?

— Этот пижон мнит себя эстетом. Он заказал невянущий цветок.

— Кхкхаж?

— Твоей осведомленности можно поражаться, — саркастически буркнул Хорсер. — Именно кхкхаж. Его вывели специально для Реера, а затем внедрили по всей Мелии, конечно, только среди тех, у кого хватило денег.

— И Реер, очевидно, получает комиссионные от продаж этого цветка, что стал особенно популярен. Но ему не хватило прошлогоднего выигрыша и он решил снова попытать счастья. Не так ли? — усмехнувшись произнес Жак.

— Верно сказано, — отозвался эльсинорец. — Все фомальганцы — жуткие скряги, с ними, пожалуй могут сравниться только трубчатолицые — когда-нибудь в далеком будущем. Реер, разумеется, не исключение.

К шепчущимся между собой плутониту и эльсинорцу повернулась Эйлана:

— В этом году главный приз тоже желание?

Оказывается, она все слышала, несмотря на то, что Жак с майором переговаривались очень тихо.

— Это традиция, — ответил Хорсер. — А традиции нарушать не следует.

Жак задумался: а что бы он сам пожелал, выиграв Мелианские Игры? Аппетиты иногда бывают слишком велики. Однако следующая мысль, проскользнувшая в сознание, встревожила Жака не на шутку: с какой стати Эйлана вдруг решила расспросить Хорсера о призах?

— А вот и сам виновник торжества, — слова эльсинорца указывающего куда-то в толпу, вывели Жака из минутного оцепенения.

Весь люд, задрав головы, смотрел вверх, как будто фомальганец должен был явиться именно оттуда. В небе над проспектом действительно висел флип, но ничего особенного в этом зрелище плутонит не обнаружил. Наконец, сделав круг над толпой, флип приземлился точно посредине площади пред Дворцом Игр. Из летательного аппарата вышло существо, представить себе которое Жак никогда не смог бы, если бы не увидел собственными глазами.

— Да он же хлородышащий! — воскликнула Эйлана.

— Совершенно верно, — подтвердил эльсинорец. — У него за спиной генератор гравиатмоса, удерживающего хлор вблизи тела.

Фомальганец двинулся в сторону Хорсера и издал какой-то невнятный звук, очевидно, приветствие.

— Вы с ним знакомы? — осведомилась Эйлана.

— И очень давно, — угрюмо рыкнул эльсинорец.

Жак тем временем разглядывал Реера. На стройной стебельчатой шее покоилась головка, чем-то напоминающая подсолнечник с матово черной шероховатой поверхностью вместо семечек. Тело казалось более грубым и темным с большим количеством отростков хватательного и всасывающего типа.

Фомальганец внезапно утратил интерес к Хорсеру и, чуть возвышаясь над землей, прошествовал к своим многочисленным поклонникам, которые, радостно взревев, расступились, пропуская кумира к дворцу Игр.

Сам по себе Дворец открывался только раз в году — именно для этих Игр. Все остальное время он был невзрачный и непримечательным зданием, но в заветный час преображался. В нем появлялось что-то от грандиозного величия, внушавшего трепет в сердца простых жителей Мелии. Дворец превращался в святыню.

— Гордец, — процедил эльсинорец. — Он решил, что я уже ничего не значу.

Жак вздрогнул, когда Хорсер заявил о страхе Реера: кого именно испугался фомальганец — его или Эйлану?

— Он слишком тщеславен, — произнесла соланийка. — Чемпион, но без чемпионского стиля.

Хорсер хмыкнул: уж он-то понимал, к чему приведут Эйлану такие рассуждения.

— А чем он занимался до Игр? — любопытство разъедало Жака не меньше, чем соланийку.