Планета мистера Заммлера

В Афинах, когда мистер Заммлер уже сел в самолет, по громкой связи объявили, что рейс не состоится, так как в Израиле начались боевые действия. Полет запрещен! Всех просят покинуть борт. В аэропорту от греческого зноя кружилась голова. Против собственной воли мозг снова и снова прокручивал музыку толпы. Переслащенный кофе и липкие лимонады тоже были испытанием для Заммлера. Напряженность ожидания нестерпимо мучила его. Он вышел в город, побывал в офисах авиакомпаний, обратился за помощью к другу Эльи, работавшему в нефтегазовой сфере, посетил израильское консульство. В результате ему удалось заполучить место на ближайшем рейсе «Эль Аль». Пришлось вернуться в аэропорт и ждать до четырех утра среди журналистов и хиппи. Эти молодые люди: голландцы, немцы, скандинавы, канадцы, американцы – раньше жили лагерем в Эйлате, на Красном море. Бедуины, странствовавшие по древнему пути из Аравии в Египет, продавали им гашиш. Место было веселенькое. Теперь эта западная молодежь со своими гитарами решила туда вернуться. На некоторые политические события они все же реагировали, хотя и не признавали правительств.

В самолет набилось столько народу, что нельзя было пошевелиться. Хрупкий пожилой человек мог задохнуться в такой толчее. Сосед-телевизионщик предложил Заммлеру виски. Тот поблагодарил и отхлебнул из бутылки. Как раз в этот момент из-за моря выскочило солнце, похожее на рыжую лису. Оно казалось не круглым, а продолговатым и очень близким. Прямо у заммлеровского окна, под крыльями, висели металлические бочонки двигателей. В них вопил замерзающий воздух. Свет проникал в черноту, а чернота проникала в свет. Заммлер улыбнулся сам себе: глоток скотча «Беллз» прямо из горла превратил его в настоящего военного корреспондента. То, что такой человек, как он, стремится на эту войну, выглядело странно. Но не страннее, чем эти торжественно-бородатые богемные гости из каменного века. К тому же он был на борту не единственным, от кого в критический момент не приходилось ожидать особой пользы. Он, Заммлер, хотя бы намеревался отправлять свои старомодные репортажи в Лондон мистеру Ежи Желонскому, с тем чтобы их читала весьма разношерстная польскоязычная публика.

Конечно, мистеру Заммлеру, в его-то возрасте, было нечего делать в автобусе для прессы, ползущем следом за танками в Газу, Эль-Ариш и дальше. Но он сел в этот автобус по собственной воле и не случайно. Типично американская одежда: белая кепка и жатый пиджак в рубчик, – пожалуй, несколько скрадывали его возраст. Англичане и американцы вообще часто выглядят чуть моложе своих лет. Так или иначе, он был здесь. Среди журналистов. Он ступил на землю завоеванной Газы, усыпанную битым стеклом. На площади – оружие. Чуть дальше, за кладбищенскими стенами, купола белых гробниц. В пыли разлагались объедки. Жара усиливала запахи мусора и мочи. Радио передавало восточный джаз, который вился по улицам, как дизентерия по кишкам. Смертельно комичная музыка! Женщины (все более чем зрелые) потянулись к рынку: торговать или за покупками. Впрочем, купить там можно было немногое. Под прозрачными черными покрывалами виднелись тяжелокостные неженственные лица: большие носы, суровые рты с каменными зубами. В Газе ничто не могло задержать путешественника надолго. Автобус остановился по просьбе Заммлера. И тогда произошла встреча с молодым отцом Ньюэллом.

Этот священник во вьетнамском боевом костюме был уже знаком с современным военным делом. Когда последние орошаемые поля остались позади и началась синайская пустыня, он указал Заммлеру на некоторые вещи, которых тот иначе не заметил бы. На пути им попадались трупы – непогребенные арабские тела. Первый труп разглядел отец Ньюэлл, а Заммлер вполне мог подумать, будто это туго набитый зеленоватый брезентовый мешок, выпавший из грузовика.

На обочинах дорог утопали в песке брошенные машины. Многие перевернулись в дюнах, многие сгорели. Это были транспортеры для личного состава, танки, грузовики, расплющенные легковушки. Шины сдулись или вовсе отсутствовали. А вокруг валялись трупы. В окопах и траншеях тоже теснились мертвецы. Пахло мокрым картоном. Тела, разбухшие от жидкостей и газов, распирали зеленовато-коричневые свитеры, кители и рубашки. Огромные надутые руки и ноги поджаривались на солнце, и собаки ели это человеческое жаркое. На огневых точках трупы опирались о брустверы. Псы подползали к ним, распластываясь по земле. То здесь, то там можно было видеть поселения, оставленные жителями. Низенькие палатки напоминали бедуинские шатры, но сделаны были из синтетических упаковочных материалов, выгруженных с кораблей. Рядом, как куколки насекомых, валялись куски пенопласта и грязной целлюлозы. Все это напоминало большую тараканью кладку. Бедные люди! Бедные созданья!

– Дело сделано, – сказал отец Ньюэлл. – Сколько здесь погибло, как вы считаете?

– Не берусь оценить.

– Думаю, это русские провели маленький эксперимент. Теперь они знают.