Планета супербарона Кетсинга

– Зря вы, ваше сиятельство, драку затеяли. Или лучше не сиятельство, а господин маг? Что вам больше подходит? – Хозяин замка и, главное, хозяин положения сделал паузу, скривился. – Благородно встали плечом к плечу с супербароном Кетсингом. Не стоило. Хотя как знать, какие у вас там за морем обычаи, может, и странные. Ну, вышел навстречу, чтобы предупредить, за это ему бы много не грозило. Защита гостя – дело чести. Дворецкого бы казнили, тем и ограничились.

– Что с ними? – перебил Вок, не обращая внимания на очевидное отсутствие логики в овергерцогских рассуждениях о чести и благородстве.

Овергерцог вопрос проигнорировал, продолжал не спеша:

– Поговорим, выясним некоторые мелочи, да и поедете домой. Лучше, если сразу за море, но это уж куда вам угодно.

Произнесено это было таким тоном, что стало очевидно – ничего хорошего гостей в этом замке никогда не ожидало и рассуждения про «поедете домой» – не более чем фигура речи. Но требовалась какая-нибудь стратегия. Вряд ли здесь подходило молчание. Лучше, наверное, говорить, хотя бы чтобы выяснить о ситуации побольше.

– И как вы меня за море отправите? Отдадите команду на непонятном языке?

Овергерцог впервые улыбнулся:

– А-а, вы об этом? Команды – лишь слова. Звуки, которые ничего особенного не значат. Противник боится странных слов, а воинов они вдохновляют, заставляют чувствовать себя частью значительного. Но оставим это, лучше обратимся к темам более интересным.

«Похоже, на прямые вопросы отвечать здесь не принято», – хмыкнул про себя Вок и решил в дальнейшем придерживаться такой же тактики. Объявил, почти цитируя русскую классику:

– Процедура у вас какая-то негостеприимная. Сначала гостя напоить, накормить положено. Баньку там, спать уложить. А потом уже спрашивать. Кстати, мое имя вы знаете, а вот я ваше – нет.

Овергерцог поднял бровь и, ничего не говоря, вышел. Почти сразу появились охранники, которые отвели Вока во вполне достойную комнату с кроватью под балдахином, удобствами и даже небольшим письменным столом. Впрочем, стол был абсолютно пуст, и, что за ним предполагалось делать, оставалось загадкой. Единственным напоминанием об аресте был маленький игривый гобелен на месте, где по идее полагалось находиться окну. Граф де ла Коста хмыкнул, разделся и лег, тем более что и устал чрезвычайно, и ушибленная голова изрядно побаливала. Лег и без всякого труда заснул – где только и после чего только не приходилось засыпать в последнее время, привык уже.

Следующие два дня граф де ла Коста посвятил присутствию на допросах. Не посвятить, конечно, не мог – охранники вежливо, но настойчиво, провожали его из отведенных апартаментов в тот же самый зал с книгами и винтовой лестницей. А вот овергерцог особо не перенапрягался, передавал работу то ли заместителям, то ли сотрудникам меньшего ранга.

Из допросов, которые политкорректно назывались беседами, удалось выяснить примерно такую картину. Спецслужбу заинтересовали нетрудовые доходы иностранного гостя. Откуда он черпал золото, если феодом не владел, корабль его утонул вскоре после прибытия, а к местным ростовщикам не обращался? В плане ростовщиков Вок только плечами пожал: с чего бы они стали одалживать наличные иностранному графу, если за душой у того нет даже рекомендательных писем? В остальном же приходилось согласиться – источник финансирования оставался незадекларированным. Не вслух, конечно, вслух граф де ла Коста возмущенно отрицал какую-либо несостоятельность, утверждал, что сразу привез большой запас золота. Имелось изрядное подозрение, что не зря его допрашивают, пробрался какой-нибудь хитрый шпион воровским способом да и посчитал лежавшие в сундучке монеты. Но даже если так, отрицание – лучшая стратегия. Не будет же овергерцог признаваться в воровских наклонностях.

Исчерпав то ли количество отведенных на одного арестованного уговоров, то ли собственное терпение, инквизиция решила закруглиться. Как выяснилось, к разочарованию графа де ла Коста, не с расследованием вообще, а с его цивилизованной фазой. Вечером третьего дня овергерцог занялся подведением итогов. На этот раз присутствовал секретарь. Вок даже заинтересовался – нашлась-таки письменность в здешнем мире? Вытянул шею, взглянул – секретарь уже начал рисовать и его, Вока, и овергерцога. Не писать, не иероглифами строчить, а именно рисовать. Комиксы здесь вместо письменности, что ли? А по стенам вокруг альбомы расставлены? С прошлыми комиксами-протоколами? Неожиданно для себя вспомнил первое приглашение к принцу, значит, вот как караул незнакомых гостей узнавал! Рисуют все в этом мире, хорошо рисуют, и он, Вок, только теперь до этого додумался.

За отвлеченными рассуждениями вводные фразы овергерцога совсем потерялись, наверное – обычные слова стандартного допроса. Оно и дальше шло весьма формальным образом.

– Вы, граф де ла Коста, не желаете сообщить, у кого получали золото. Вы же, маг де ла Коста, не желаете описать способ, которым золото изготавливали.