Планета туманов

— Будь ты даже из чистого золота, мы тебя все равно распылим, — пропел Тополь на мотив когда-то слышанного им марша.

Он перевел глаза на Радина: да, что-то есть. Недаром же он так пристально вглядывается в экран кругового обзора.

— Еще минуту, Рад, — проговорил Тополь, наклоняясь к перископу и берясь за рукоятки рычагов.

— Приходи скорей, — вновь донесся до него голос Радина.

Но Тополь уже облегченно выпрямился: зонд повис, наконец, подхваченный силовыми линиями. Решетчатое цилиндрическое тело его начало вращаться.

— Зонд готов. Рад, — проговорил Тополь, оглядывая приборную панель.

Сигнальные лампочки успокоительно мигали. Системы запуска были в порядке.

— Через двадцать секунд можешь включать…

Он открыл крышку люка, взялся рукой за гладкий блестящий поручень и скользнул по нему.

Когда он летел по трубе главного коридора, в радиофоне снова послышался голос Радина:

— Вот сюрприз. Вил! Астероид практически не вращается.

«Да, конечно же, — обрадованно подумал Тополь. — В том-то и дело!..»

Когда они вышли из «Сигнала», Тополь остановился пораженный. Неподвижны были звезды над ними, неподвижно Солнце, неподвижны тени скал. Казалось, что поверхность астероида усеяна нишами, исчерчена узкими щелями провалов.

Такое Тополь уже видел однажды. Это было еще в студенческие годы на геофизической практике в Казахстане. В ясную лунную ночь они шли по голым плитам карстового нагорья. Их было четверо: трое парней и Чайкен. Их шатало от голода. Впереди на десятки километров не было ни жилья, ни воды.

Устроили привал. Трое потом поднялись, чтобы идти дальше. Он продолжал лежать. Встать с земли не было сил.

Чайкен наклонилась к нему, взяла за плечи. С таким же успехом карлик мог пытаться поднять великана. Но она сказала:

— Любимый… Ты любимый мой… Ну вставай, вставай, надо идти…

Впервые тогда она назвала его так.

И вот теперь опять — черные тени, золотой отсвет скал, желто-красный диск низко над горизонтом… Поразительно! Пролететь несколько сотен миллионов километров и встретить настолько знакомый, дорогой сердцу пейзаж!..

— Вил! — услышал он голос Радина. — Тебе повезло — астероиды с таким слабым вращением не часты.

— Еще бы, — взволнованно ответил Тополь. — Полное впечатление, что мы уже дома!..

Благодаря ракетным поясам, они шли по поверхности астероида, ступая так же твердо и уверенно, как по родной Земле. Обычный астероидный ландшафт расстилался вокруг: скалы из дунита, габбро, пироксенита, между скалами площадки пористого космического туфа. Туф этот обладал удивительным свойством — он, словно вспенивающееся море, наступал на утесы, полумесяцами всползал по их граням, силясь поглотить все, возвышающееся над его поверхностью. И в то же время Тополю казалось, что если бы из-за очередной скалистой гряды вдруг открылся вид на обыкновенный земной дом, людей, самолет, как это случилось тогда в Казахстане в конце их пути, он не удивился бы. Как мало надо, чтобы на человека повеяло родной Землею: всего лишь неподвижные звезды над головой да спокойно лежащие тени от скал — и астероид стал для космонавта оазисом.

Они начали обследование с освещенной солнцем стороны астероида. Прошли всю теневую сторону, где мрак рассеивал лишь голубоватый свет Юпитера, вновь оказались на дневной стороне. Все было очень обычно, укладывалось в рамки параграфов принятой классификации. Оставалось пройти несколько километров и замкнуть круг. Внезапно один из скалистых склонов сверкнул им навстречу красноватыми бликами ромбических черных зеркал.

Они направились в ту сторону.

Тополь оказался на склоне первым. Блестящие верхушки камней, усеивающих его, были параллельны друг другу и так хорошо отполированы, что отражали солнечный свет. Самое большое из этих зеркал было с автомобильное колесо, самое маленькое — с блюдце. Располагались они на разных уровнях, и расстояния между ними были различны. Зеркала то оказывались совсем близко, то расходились на несколько метров. Все это были грани исполинской друзы кристаллов кремния, растущего в толще космического туфа, — явление пока еще не объяснимое, но с которым они уже не раз встречались на астероидах.

Склонившись над одной из поверхностей, поглаживая ее рукой в перчатке и восхищаясь тем, насколько она гладкая, Тополь сказал:

— Кристаллы что люди, Рад. Каждый — неповторимое.

— Но тогда неповторим и каждый камень, утес.

«И каждое впечатление, — подумал Тополь, вновь вспомнив ту казахстанскую ночь. — И все это преобразователи разнесут в порошок, уничтожат. Хотя как же можно уничтожить впечатление? Пока человек живет, он несет его в памяти…»

Голос информатора послышался из наушников радиофона: расчеты закончены, можно приступать к проходке шахт.

Тополь в последний раз погладил зеркальную поверхность, покачал головой.

— Пора, — сказал Радин. — И не жалей. Такие кристаллы скоро будут уже выращивать в лабораториях!..

Что ему мог на это ответить Тополь? Говорить о своих воспоминаниях? А вдруг для него с такой именно звездной ночью связаны совсем другие переживания, такие, о которых он хотел бы забыть?…