Костя все это время скучал по Ритиной постоянной активности и непосредственности, по ее интересным рассказам и очаровательной улыбке. Но девочка пропала, и он не решался сам напомнить о себе. Разговор с товарищами в баре натолкнул его на мысль, что, возможно, подруга просто очень переживает и сидит дома в одиночестве. Сейчас трудный период в жизни и, что бы ни случилось, ему стоит проведать ее.
Дома Риты не оказалось. Но Костя, раз уж пришел, решился дождаться и все разузнать. Мама девочки была очень удивлена:
– А разве дочка не с тобой гуляет? Я была уверена, что это ты тот таинственный друг, с которым она постоянно пропадает по вечерам.
– Как видите, не я. Но думаю, что знаю, о ком речь. Это тот мальчик, который Риту гритонскому учил перед экзаменом. Наверно, за время занятий они и сдружились.
– Так вот в чем дело! Она обычно около двенадцати приходит, если хочешь ее дождаться, прошу к столу.
Костя вежливо отказался от угощений, но чашку чая без сахара все же принял. Мама расспросила его про работу на фабрике, рассказала всякие забавные случаи, которые случались в цехе.
– Костя, ты? – удивилась Рита, появившись на пороге.
– Пришел узнать, как у тебя дела.
– Ладно, ребята, вы общайтесь, а мне на работу рано, – и женщина пошла в свою комнату.
– Спокойной ночи, мам, – пожелала ей дочка.
– Я в «Светлячок» сегодня заходил, – продолжил Костя. – Там все за тебя волнуются, привет передают, удачи желают. А Анатоль даже поцелуй в щеку.
– Это в его духе, – улыбнулась Рита, – надо будет зайти к ним, проведать.
– Как ты? Результатов еще нет? – спросил Костя, пытаясь разгадать по выражению лица подруги, все ли у нее в порядке.
– Все хорошо, продолжаю читать книжки, – и после паузы добавила, – общаюсь с Эдгаром. Он меня веселит и отвлекает от мыслей об экзамене. Три дня ждать осталось, совсем скоро. Как ты?
– А что я? Все по-старому, – грустно вздохнул мальчик, – дом, фабрика, дом, фабрика… и так изо дня в день. Ничего не болит. Руки и ноги целы, так что все хорошо.
– Костя, не говори так… Ты прости, что я о себе знать не давала. Если поступлю, буду отправлять письма. Рассказывать, как там, фотографии Гритона присылать. Меня всяким умным вещам научат, и я придумаю, как тебя вытащить отсюда.
– Только не зарекайся, Рита, ты не знаешь даже, разрешают ли студентам письма отправлять, а уже что-то обещаешь.
– Ты прав. Но я сделаю все возможное, чтобы сдержать слово.
– Ладно, видно будет, – решил сменить тему Костя, – у тебя на завтра какие планы? Может, погуляем вечером, как в старые добрые времена?
– Я бы рада, Костя, но я уже обещала Эдгару… Давай я в свой свободный вечер сама приду к твоему заводу, встречу тебя с работы.
– Хорошо, давай так, – согласился он, стараясь не подать виду, что расстроен. – Поздно уже. Пойду я.
– Удачно добраться и хороших снов, – не стала его удерживать Рита.
Костя неспешно брел по улицам. На душе у него кошки скребли. Конечно, он понимал, что все происходит вполне закономерно. Эдгар сразу показался ему очень харизматичным, неудивительно, что он привлек внимание Риты. Скоро она уедет на учебу, он совсем перестанет ее видеть, может, даже и к лучшему, что последние дни они мало общаются. И хотя все было логично, ожидаемо и предсказуемо, на душе у Кости все равно светлее не стало. Его жизнь, однообразная и беспросветная, была озарена появлением Риты, она давала ему силы и желание жить дальше, она так верила всегда, что все может измениться к лучшему, что даже он, Костя, начинал рассчитывать на это.
Втайне он надеялся, что Риту не возьмут на обучение. Он и сам боялся этих мыслей, так как понимал, что ей это будет трудно пережить. И все же… Со временем Рита все равно привыкла бы к заводу, все привыкают. А вечерами они смогли бы гулять и общаться, мечтать о лучшей жизни. Костя знал, что его родители не одобрят и не поддержат стремление сына учиться. Да и сам он настолько привык к их образу жизни, что редкие вечера в «Светлячке» и прогулки с Ритой вполне устраивали его в качестве отдыха. Временами на него нападало отчаяние: он готов был прыгнуть в канистру с ядом от беспросветности собственной жизни. Или «зайцем» проникнуть на корабль, а затем попробовать начать жизнь заново на отдаленной неизвестной планете. Такие мысли были не постоянны, порой они могли одолевать целую неделю беспрерывно. Костя понимал, что ничего не может сделать, понимал, что он в ловушке обстоятельств, мучения от осознания этого бывали нестерпимы. Но потом мысли и тревоги отступали, осознание жалкости своего существования проходило. Он вновь мог радоваться простым вещам: веселой беседе в баре, дружбе с Ритой, редким вкусностям, которые готовила мама, новой шутке, услышанной от коллег по работе. Порой Костя даже не понимал, какие его мысли и чувства ложные, а какие истинные. Временами он так уставал от постоянности и беспросветности, что готов был смириться с происходящим и воспринимать все как должное.