Планета Вода (сборник с иллюстрациями)

— Так всё было, Коркин?

— Я не знаю… — Голос был жалобный, прерывистый. — Открыл дверь. Сразу удар в лоб, вот сюда… — Коркин осторожно потрогал переднюю часть головы, где сквозь бинт проступало красное пятно. Другое, больше размером, виднелось сбоку, над ухом. — В глазах темно… Очнулся — лежу на полу. Лицом вниз… Боялся шевельнуться. Пусть думают, что убит. Или без чувств. Даже глаза закрыл… Ничего я не видел. Совсем ничего…

— Но уши-то вы не з-заткнули. Значит, всё слышали. Ну-ка, поподробнее. С самого начала.

— Ага. — Почтовый служащий перевел взгляд на подполковника Павлова. Тот сделал грозное лицо. Раненый быстро закивал. — Хорошо. С начала… Сидел, сверял посылки по описи. Солдаты, четверо, играли в домино. Двое спали. Господин Гжебич из банка что-то писал… Вдруг толчок, грохот. Меня чуть со стула не сбросило… Я думал, столкнулись с чем-то. Или паровоз с рельсов сошел. Все вскочили, закричали. А выйти нельзя — инструкция. И непонятно, чтó там… Ну, а дальше я говорил. Стук. Старший кондуктор Хвощинский, я его знаю. Часто вместе ездим. «Откройте, пан Коркин! — кричит. — Скорее!». Я открыл. Лицо у Хвощинского странное такое. Глаза вытаращены, губы прыгают. Ну понятно — авария. Но спросить я ничего не успел. Сбоку что-то мелькнуло, и по голове… Я рассказывал. Наверно, рукояткой пистолета. А впрочем, не знаю…

— Воды ему, — велел Фандорин и похлопал заплакавшего рассказчика по плечу. — Успокойтесь. Вспоминайте, ничего не упускайте.

Павлов поднял со стола опрокинутый графин, в котором еще оставалось немного воды. Налил в стакан.

— …Спасибо. — Зубы почтового чиновника клацали о стекло. — Значит, лежу. Не шевелюсь. В ушах шумит — волнами. То накатит, то отхлынет… Слышу голос. Тихий такой, спокойный. «Уважаемые господа жандармы, — говорит, — убедительно прошу не кидаться за карабинами. Иначе будете застрелены на месте. Извольте лечь на пол, если вас не затруднит».

— Так в-вежливо?

— Даже еще вежливей. Я слово в слово не помню. Прямо как приказчик в галантерейном магазине. Казимиру Вацлавовичу — это Гжебич, из банка — он говорит: «Будьте любезны указать, которая здесь сумка «Торгового банка». Премного благодарен». Я даже подумал: раз так интеллигентно всё, убивать не будут. Это, думаю, не бандиты, это революционеры.

— По-русски говорили? Без акцента?

— Да. То есть нет… — Коркин поправился. — По-русски, но с акцентом. Вежливый, наверное, поляк. Твердое «л» проглатывал. А второй кавказец. Басистый. Но этот мало говорил. Только «Нэт», «Сдэлаю» и «Хорошо». Поляк главный был. Ах да. Еще он немного заикался. Как вы.

— Поляк; очень вежливый; заикался?

Эраст Петрович на несколько секунд закрыл глаза. Заикание и акцент легко изобразить, а вот интеллигентную речь, феноменальную меткость, явную опытность в подобных делах не сымитируешь…

Сима Ланжерон? Так далеко от дома не работает. Янек Варшавский? Этот вежливо не умеет. Ружевич? Всегда ходит на дело один…

— Какого «поляк» был роста? В какой руке держал оружие? Вы на него даже тайком не взглянули?

— Какое там! Лежал, молился. Чтобы кто-нибудь из жандармов не вздумал геройствовать… Ох, не о том надо было… Вдруг выстрелы. Два, еще два, еще два. Быстро так. Подряд. Да-дах, да-дах, да-дах! Потом еще два. Дах! Дах! Кажется, еще и крики, но я оглох. Всё, как через вату… Господи, молюсь, яви чудо! Спаси! И тут, как палкой по голове…

Коркин закрыл лицо ладонями, зарыдал.

— Пуля прошла по касательной. Выше уха, — пояснил Павлов. — Торопились уйти. Или же…

Подполковник многозначительно поглядел на Фандорина.

— Вы потеряли с-сознание?

— Что? Нет… Больно было ужасно, но я даже не ойкнул. Пусть думают, что убит… И спас Господь. Ушли. Этот, поляк который, говорит: «Здесь всё, теперь на варшавский». Кавказец ему басом: «Идем». И ушли… Чудо, чудо!

Почтовый плакал и крестился, крестился и плакал. А Фандорин прошелся по вагону, стараясь не наступать в кровь. Поднял с пола серую замшевую перчатку. Внимательно рассмотрел, примерил. Перчатка была маленькая. Сунул в карман.

— Сергей Кириллович, у меня к свидетелю вопросов больше нет. Заканчивайте. Я скоро вернусь.

И действительно вернулся довольно скоро — минут через пятнадцать. Павлов стоял над раненым, который испуганно смотрел на жандарма снизу вверх, будто не понимал, чего от него хотят.

— Оставьте его. У вас есть с собой ж-железнодорожное расписание?

— Обижаете, Эраст Петрович. Наизусть помню.

— Какие поезда проходят через Кельцы в это время?

— Два, по Ивангородской линии. Один к австрийской границе, на юг. В десять тридцать. И один на север, варшавский. В десять сорок. — Подполковник посмотрел на часы. — То есть отходит через пять минут.

— Это поезд, на котором должен был ехать я, — сказал Фандорин безо всякой, впрочем, печали. — А какое расстояние отсюда до вокзала?

— Семь с половиной верст.

— Значит, было какое-то средство п-передвижения. Пойдемте-ка прогуляемся.

Он спрыгнул с подножки на землю, огляделся. Перешел на другую сторону пути — не ту, где ждали жандармские лошади — и быстро зашагал в сторону кустарника.