— Удивляюсь на вас, — догнал его подполковник. — Ведь очевидно, что Коркин — сообщник. Потому и открыл дверь. Я не верю ни одному его слову. Приметы наверняка ложные. Сколько на самом деле было грабителей — неизвестно. И про варшавский поезд, конечно, тоже враньё. Направляет по фальшивому следу. Но ничего, главная нить у меня в руках: сам Коркин. Я вытрясу из него правду, будьте уверены.
— Зима называется, — сказал Фандорин невпопад. — Хорошо, хоть сколько-то снега есть.
Поле было похоже на шкуру пегой коровы: то белые пятна, то черные. На белых, где лежал тонкий слой снега, Эраст Петрович замедлял шаг. Один раз даже присел на корточки.
— Что вы ищете? — недовольно спросил Павлов. — Видно же, что здесь прошел всего один человек. А нам нужны минимум двое.
— Идемте, идемте. — Фандорин перешел на рысцу, по-прежнему глядя в землю и из-за этого сделавшись похожим на взявшую след лягавую собаку. — Не врет Коркин. Ошибается, но не врет.
— Не врет? — нервно переспросил подполковник, не осмеливаясь спорить. — Отчего вы так уверены?
— Я вижу, когда человек говорит правду. Так достоверно роль не сыграл бы и Качалов.
Офицер с сомнением покачал головой — аргумент его не убедил.
— А в чем он ошибается?
— Что грабителей было двое.
— Я тоже уверен, что больше. Вдвоем провернуть такое дело невозможно. — Павлов поравнялся с Эрастом Петровичем, и теперь они трусили по хрусткой мерзлой траве, будто пара рысаков. — Я по роду своей деятельности собираю сведения обо всех ограблениях поездов и совершенно точно знаю, что успех такого рискованного и хлопотного предприятия напрямую связан с размером банды. В 1908 году, когда «боёвка» Пилсудского ограбила почтовый вагон под Вильной, в нападении было задействовано двадцать человек. В роговском налете 1906 года — помните, под Лодзью? — участвовало полсотни революцинеров. А вот в аризонском рейде 1900 года, в Фэрбенке, грабителей было только пятеро, и они остались с пустыми руками. Вдвоем же на поезд пытались напасть только единожды — весной нынешнего года, в Техасе. Оба преступника убиты на месте. Потому что, как я уже сказал, вдвоем поезд взять нельзя. Это я вам говорю как специалист по безопасности железных дорог. Поэтому ваше утверждение о правдивости показаний Коркина вызывает у меня…
Фандорин неделикатно перебил лекцию специалиста:
— Грабитель действовал в одиночку. Коркин ошибся, когда поверил, что их двое. Поляк был один и сам себе отвечал за напарника. Изобразить кавказский акцент нетрудно, если произносить только короткие слова.
Подполковник остановился.
— Извините, Эраст Петрович, я знаю, что вы всегда правы, но это уж, прошу прощения, никак невозможно!
— Когда я выходил, оставив вас наедине со свидетелем, я проделал то, что несомненно сделали бы чуть позже и вы. Опросил людей из предпоследнего вагона. Они непременно должны были выскочить из своих купе в коридор после того, как поезд резко затормозил. Так и было. Несколько человек видели, как старший кондуктор прошел в хвост поезда. Его сопровождал кто-то один. Один, ясно? Причем шел вплотную, чуть ли не приобняв Хвощинского. Все были взбудоражены и оттого ненаблюдательны, описать внешность подробно не смогли. Только что это был очень прилично одетый господин. Кажется, с аккуратной бородкой. Кажется, худощавый и маленького роста. Серый котелок, длинное пальто, тоже серое. Белые гамаши. Рука, лежавшая на плече кондуктора — правая — была в серой замшевой перчатке. Вероятно, вот в такой.
Он достал из кармана перчатку, подобранную в вагоне.
Павлов озадаченно взял перчатку, повертел.
— Здесь капелька крови.
— Разумеется. Потому он перчатку и бросил.
Ни черта не понимающий подполковник схватился за голову.
— Да как же можно одному человеку провести такую операцию?! Восемь трупов! И кто-то ведь еще взорвал рельсы!
— Пусть эксперты исследуют место взрыва. П-полагаю, там найдутся фрагменты часового механизма… Как злоумышленник попал в почтовый вагон, мы знаем. Приставил кондуктору дуло — вот и вся хитрость. А по людям стрелял с двух рук. Меткость и скорость, конечно, исключительные. Это не политический, а уголовник. Причем очень опытный.
На заснеженной полосе перед самым кустарником следы были особенно заметны. Павлов наклонился.
— Судя по размеру обуви, роста он действительно невысокого… Башмаки новые, дорогие. Тупоносые, по последней моде.
— К тому же левша, — заметил Фандорин. — Видите, левый шаг на два-три сантиметра длиннее правого? Потому и кондуктора прижимал к себе правой рукой. В левой был револьвер… Ага! — воскликнул он, заглядывая за первый куст. — Глядите, чтó здесь.
На земле валялась брезентовая сумка с надписью «Bank Handlowy». Пустая.
— А вот тут он заранее оставил в-велосипед. Переложил пачки в рюкзак или что-то заплечное. И покатил в город. Чтобы успеть на поезд.
Подполковник уже не сомневался в фандоринской правоте.
— Скорее! — закричал он. — К автомобилю! Варшавский уже отошел, но это ничего! Я отобью приказ по телеграфу на все станции северного направления!
Побежал к насыпи, оглянулся.