Планету открывали сообща

1885 год. В местечко Уаргла — крайний пункт на юге Алжира — прибывает путешественник из далекого Петербурга: доктор медицины Александр Васильевич Елисеев. «Высшее общество» Уарглы — французские чиновники и колонисты вначале радушно принимают гостя из далекой России. Но гость этот ведет себя, на их взгляд, несколько странно. Правда, он прекрасно воспитан, отлично владеет французским языком и даже состоит членом Парижского географического общества. Однако при всем том он явно предпочитает гостиным колонистов городской рынок, где целыми часами беседует по-арабски с коренными жителями. И не только беседует, но и лечит алжирцев, их жен и детей, притом совершенно безвозмездно. А это, согласитесь, совсем уж неприлично и может быть воспринято как намек на бездеятельность колониальной администрации, которой некогда заботиться о здоровье алжирцев.

Жить в Уаргле, заверяют Елисеева колонисты, это совсем не то, что возлежать на ложе из роз. Сразу за поселком начинается безбрежная пустыня Сахара. А она опасна не только песчаными бурями. Страшнее любого самума для колониста жители пустыни.

По мнению колонистов, лучше было бы вовсе не пускать в Уарглу обитателей Сахары. Но ради процветания торговли приходится идти на жертвы: караваны из глубины Сахары время от времени появляются в Уаргле, а затем возвращаются обратно.

Доктор Елисеев не занимается коммерцией, но караваны вызывают у него особый интерес. И вот в один прекрасный день по Уаргле разносится удивительная весть: русский хаким (врач) отправляется с караваном бербера Ибн Салаха в поселок Гадамес, расположенный в нескольких стах километрах от Уарглы, на территории Триполи.

Тщетно отговаривали колонисты русского путешественника от предприятия, казавшегося им безумным. Он твердо стоял на своем и даже отказывался видеть в своем поступке что-нибудь героическое.

«Характер моей поездки был далеко не похож на обстановку блистательно снаряженной миссии полковника Флаттерса, — писал он. — Путешествие Флаттерса носило характер серьезный и разведочный, а с точки зрения туарегов, даже политический, посягающий на их свободу и дорогую им волю. Совсем иначе путешествовал я, совершенно одинокий, без большого багажа, с одним ружьем за плечом и небольшой дорожной аптечкою, свободно помещавшейся со всем моим имуществом на одном верблюде; ехал даже не путешественник-европеец, всегда импонирующий на туземцев, а странствующий врач, едущий в Гадамес по приглашению местного жителя к больным его семейства и вместе с тем собирающий по дороге целебные травы пустыни».

Дальнейшие события показали, что русский путешественник, впервые приехавший в Сахару, лучше знал ее жителей, чем местные чиновники и колонисты.

«Я действительно нашел здесь не только приют и ласку, но и самое почетное положение, — писал А. В. Елисеев, — Добрые люди не знали, как угодить заезжему адхалибу (лекарю. — Авт.), добравшемуся до Гадамеса для того, чтобы подать помощь нескольким больным из семьи Ибн Салаха».

В Гадамесе А. В. Елисеев подружился с африканцем Игами родом из далекого Кано в современной Нигерии. Игами было суждено спасти зрение русского друга африканцев, а может быть, и самое жизнь его.

На обратном пути в Алжир на путешественников обрушился самум ужасающей силы.

«Результатами страшной ночной бури было то, что многие растения, дотоле еще прозябавшие в дюнах, несмотря на ужасающий зной, пропали совершенно, двое верблюдов нашего каравана пало, а я получил сильное воспаление глаз, сразу поставившее меня в самое отчаянное положение, — писал потом А. В. Елисеев в своих очерках «По белу свету». — Не имея под руками никаких средств, даже чистой воды, потому что нельзя было назвать водою кисловатую, сильно вонючую жидкость цвета мыльной воды, которую мы употребляли в питье в эти последние дни, я считал себя совершенно потерянным, представляя страшную перспективу потерять навеки зрение или по крайней мере испортить его навсегда. Добрый Нгами и тут нашелся помочь мне. С помощью угля, собранного от костра, он сумел немного очистить воду, которою я мог по нескольку раз в день промывать свои воспаленные глаза… Восемь дней вслед за этим я должен был ехать с повязкой на глазах, в самом ужасном состоянии души».

Нгами и сын Ибн Салаха — Абиод — ни на шаг не отставали от полуослепшего путешественника и, как умели, успокаивали его. С участием отнеслись к нему и кочевые арабы, с которыми повстречался караван.

Достигнув поселка Эль-Уэд, А. В. Елисеев расстался с жителями Гадамеса. «Я не буду описывать прощания с Абиодом и особенно черным Нгами, который был мне не только спутником, слугой и проводником, но и верным другом, которому я верил как самому себе и преданность которого много раз испытал в пути», — писал А. В. Елисеев.

Александр Васильевич не сделал значительных географических открытий. Он умер еще молодым и, если не считать последнего путешествия в Эфиопию, никогда не располагал средствами для организации настоящей исследовательской экспедиции.