Плата за успех: откровенная автобиография

Не с первого раза. В первый раз меня хватило только на месяц – страдала, думала о нем, написала ему письмо от руки на двенадцати страницах – все-таки я с детства сентиментальна и романтична. Ну и в конце концов позвонила и сказала, что не могу без него. Он ответил, что тоже страдал, и мы счастливо воссоединились.

Но время шло, сомнения разрастались и пускали корни еще глубже. Потом произошла та история с ребенком, из-за которой в наших отношениях с Сулейманом образовалась серьезная трещина. А потом очередной удар – обнаружила, что все три года, что мы встречались, за мной следили – шло постоянное наблюдение, за мной следовала машина, и специально нанятые люди докладывали Сулейману, где я и что делаю. А я-то удивлялась, когда он звонил мне в салон красоты, где я делала прическу, чтобы больше ему нравиться, и как бы мимоходом спрашивал, где я, не в салоне ли красоты. Мне казалось, что это так замечательно и трогательно, что он угадывает, где я, наверное сердцем чувствует. А это была слежка.

Когда об этом узнала, дальше стало уже просто все выяснить – столько мелочей, на которые не обращала внимания, бросилось в глаза. И, вытаскивая диктофон из дивана, горько смеялась над собственной любовью и доверчивостью. Оказывается, Сулейман мне все это время совершенно не доверял, контролировал каждый мой шаг, каждое слово.

И все же у меня хватило душевных сил расстаться мирно, без обид. Потому что любовь надо вспоминать с благодарностью, вспоминать радость встреч, а не горечь расставаний.

Вот только ничего из моих благих намерений не вышло. Сулейман ждал меня в том отеле на Петровке, где я жила до нашей с ним встречи, но мама не пускала к нему договариваться. Не знаю, на самом деле она боялась или опасалась, что мы с ним опять помиримся. Но в итоге я все же вырвалась, поехала с ним поговорить, и мы вроде бы уже расстались почти друзьями. А потом оказалось, что мама вызвала каких-то полукриминальных личностей, они как-то вмешались, и ситуация повернулась так, будто я пыталась с их помощью сделать Сулейману всякие гадости.

Это было роковой ошибкой, потому что он не привык оставлять такое без ответа. Он и так пересилил себя, пытаясь на самом деле расстаться со мной по-дружески. А после маминых махинаций, которые он принял за мои, его уже ничто не сдерживало. И он пообещал меня уничтожить.

Если бы я тогда знала о мамином вмешательстве, может, все было по-другому…

Хочу сделать маленькое отступление, чтобы разъяснить, почему я оказалась в такой ситуации и почему из всех бывших женщин Сулеймана – а у него их было немало – именно я вызывала у него такую ярость.

До меня у него был роман с одной известной певицей. Они тоже расстались не слишком по-доброму. Ходили слухи, что у них был большой скандал на почве ревности, что Сулейман подозревал ее в измене с ее собственным водителем, и этого беднягу застрелили около салона красоты, прямо у нее на глазах. После разрыва она еще долго лечила нервы, вроде бы даже лежала в психиатрической клинике. Но больше у нее никаких неприятностей не было. Сулейман оставил ей дом, средства для существования, ее клипы продолжали крутить по телевидению. То есть он расстался и забыл о ней, а не пытался стереть в порошок, как меня.

Причина была проста – ее бросил он. А я от него ушла сама. Сказала ему, что не могу быть его женой, не могу быть матерью его ребенка, не хочу лгать себе и сердцем чувствую, что мы не можем быть вместе. Для него это стало страшным ударом – возможно, его до этого вообще никто никогда не бросал. А тут еще и мамино вмешательство, которое свело на нет все мои усилия как-то смягчить этот удар.

Не знаю, что тогда творилось в голове и в душе у Сулеймана. По-видимому, я для него стала женщиной, которая не только бросила его, но еще и предала, унизила, оскорбила. Иначе никак не могу объяснить его поведение после нашего расставания. Я словно превратилась для него в навязчивую цель, врага, которого надо уничтожить и растоптать. Ладно бы он просто решил отобрать у меня все, что подарил – пусть бы забирал, все отдала бы, лишь бы сохранить добрые отношения. К примеру, он забрал водителя – я ведь уже говорила, что не умею водить машину. Ну и ладно, не переживала, потому что жила рядом с театром и на работу могла ходить пешком. А если нужно было куда-то далеко ехать, нисколько не гнушалась метро, было даже приятно автографы людям в метро раздавать. Куда более болезненным ударом стало то, что перестали менять цветы в квартире – те две композиции, которые по распоряжению Сулеймана меняли два раза в неделю с самого первого дня. Конечно, ему не денег было жалко, это был с его стороны знак, символ того, что он меня больше не любит. Или по крайней мере хочет, чтобы я так думала. А цветы для меня были очень значимы.

Сулейман слишком хорошо меня знал, поэтому понимал, как мало я ценю все эти материальные ценности. И отлично понимал, что для меня на самом деле важно, за какие ниточки надо дернуть, чтобы мне стало по-настоящему плохо.