Чтобы сразу расставить точки над i, скажу прямо — кое-какие из моих проектов он все же финансировал. Например, мои клипы были сняты благодаря ему, а режиссером был Федор Бондарчук, в то время еще не такой знаменитый, как сейчас, но уже довольно известный, в основном как раз как клипмейкер. Один клип у него стоил 40 тысяч долларов. Но все это была личная инициатива Сулеймана, потому что за все время, что мы с ним были вместе — а мы прожили с ним три с половиной года — я ни разу не попросила у него ни копейки. И дело даже не в том, что я такая немеркантильная. Хотя, конечно, мне было важно, чтобы он понимал, что я с ним не из-за денег. Просто его деньги были не нужны. Я была на пике славы, мои проекты и так охотно поддерживали различные компании, зная, что на моем концерте обязательно будет аншлаг.
Так что Сулейман с моими карьерными делами был связан мало. Он как настоящий восточный мужчина предпочитал дарить что-то истинно женское и материальное. Шубы, драгоценности, машину, квартиру… А вот поддерживать меня как балерину не хотел.
Я не сразу поняла, в чем дело, даже когда он стал намекать, что вот клипы сняла, и хватит, пора заканчивать карьеру, пора перестать принадлежать всему миру, пришло время стать его и только его. Домашней кошечкой. Попытки объяснить и убедить ни к чему не приводили. Говорила ему, что мечтала стать балериной с пяти лет, что это часть меня, причем очень важная. Убеждала его: «Сулейманчик, прошу тебя, хоть один раз приди в Большой театр на мой спектакль. Ты будешь в царской ложе сидеть, мы тебе станцуем спектакль классный…» На что он отвечал, что не может, что у него в глазах темнеет от одной мысли, как я буду танцевать на сцене, полуобнаженная, в балетной пачке, а в зале будет сидеть тысяча мужчин и пожирать меня глазами. И сколько бы его ни убеждала посмотреть на ситуацию с другой стороны, что он будет сидеть в царской ложе, я буду танцевать лично для него, как когда-то Кшесинская для Николая II, а все в театре будут ему завидовать… ничего не помогало.
Сулейман так и не смог себя пересилить. Даже когда он поддерживал мое выступление в Концертном зале «Россия», смотреть его все равно не стал, просто заехал на десять минут, показался в директорской ложе и уехал. Это безумно расстраивало, тем более что я искренне его любила и на других мужчин даже не смотрела. Конечно, мне нравилось, что на меня оглядываются, нравились восхищенные взгляды, но как мужчина для меня существовал только он. Ни разу не дала ему реального повода для ревности. Но наши отношения это не спасло.
Проблема была том, что Сулейман влюбился в меня такую, какой я была, — яркую, знаменитую, свободную, звезду балета, а потом захотел сделать домохозяйкой, своей личной собственностью. Говорю об этом без иронии, у него были самые серьезные намерения — насколько он мог себе их позволить. И наличие жены и двоих детей не мешало ему хотеть, чтобы я тоже стала ему женой — не по документам, но фактически. Он ведь мусульманин, в их культуре и традициях несколько жен — это нормально. Но никогда не представляла себя в роли второй жены. Мне всегда нужно быть единственной и неповторимой. И дело не в штампе в паспорте — это не имело никакого значения. Дело в самом отношении, в том, что он хотел сделать меня именно своей собственностью, лишить свободы, карьеры, балета. Готова ли я была на такие жертвы ради любви? Нет. Это все равно что лишиться собственной личности, превратиться в красивую куклу, приложение к любимому человеку. Никогда! Я бы все для него сделала, но только не это!
Были и еще пугающие звоночки. Например, Сулейман очень хотел, чтобы я родила ему ребенка. В общем-то, понятное желание, особенно для восточного мужчины. Я в принципе была не против, и готова была сделать перерыв в карьере. И вот, о радость (как тогда думала) — забеременела! Помню, мы сидели в новой квартире на Петровке, разговаривали, а я тем временем размышляла, как бы ему сказать, что беременна — ведь такие важные новости просто так не сообщают, нужно что-то особенное. И вдруг он сам заговорил о том, что нам нужен общий ребенок. А потом добавил, что если я ему изменю или вообще что-то будет не так, он этого ребенка заберет! И будет его воспитывать в Дербенте, где у него какие-то тетушки, бабушки или кто-то в этом роде.
Меня это так шокировало и напугало — было ощущение, что это знак какой-то, чтобы я не торопилась. Я еще не родила этого ребенка, да что там, даже о нем не сообщила, а Сулейман уже рассказывает, как заберет его у меня. Он так меня напугал, что я ему даже не сказала о том, что беременна. И вообще не знала, что теперь делать.