Александр включил фары, словно нарочно ослепляя подлеца Витю, топчущегося на морозе с веником из заледеневших роз. Тот, оказавшись под светом фар, тут же поспешил отвернуться и, ступив в тень, прижаться к темной двери, а Веспер решительно завел двигатель, медленно втянул носом воздух и так же медленно выдохнул:
— Поедешь ко мне? — Он повернулся и посмотрел на девушку с нескрываемой болью в глазах. — Мама давно просила тебя привезти. Хочет поговорить.
— К тебе?.. — Тихо выдохнула Маруся.
Веспер кивнул, продолжая сверлить ее взглядом.
Почему-то она знала, что не стоит ей сейчас поворачиваться в сторону, чтобы взглянуть на Витю. Та дорога уже заросла непроходимыми сорняками, и по ней уже не пройти. А стоит отвернуться от Веспера — и он тоже исчезнет, решив, что ее терзают сомнения.
— С удовольствием. — Произнесли ее губы.
Это был ответ сразу на оба его вопроса.
37
Дом Веспера оказался настоящим готическим особняком, каким-то чудом примостившимся среди современных коттеджей. Серый, с многочисленными башенками и остроконечными шпилями.
— Вот это да… — Маруся даже присвистнула, когда Веспер открыл ей дверцу.
Выйдя и отпустив его руку, девушка уставилась на фасад, украшенный скульптурными панно и горящими на нем окнами-розочками, а потом подняла глаза вверх, к самой крыше, которая была уложена маленькими свинцовыми плиточками под старину.
— Ничего себе…
— Я сам его до сих пор пугаюсь. — Отмахнулся Александр. — Идем.
— Ты живешь в настоящем замке. — Заметила Маруся, направившись за ним по дорожке к входному порталу из камня.
— Осторожно, здесь скользко. — Мужчина аккуратно подхватил ее под локоть.
— Спасибо.
По мере того, как они подходили ближе к массивным дверям, огоньки в старинных фонарях зажигались все ярче.
— Внутри все более современно. — Будто оправдываясь, сообщил Веспер. — Я сделал ремонт уже в половине комнат, но все равно не могу избавиться от ощущения, что мне здесь неуютно. Наверное, следовало бы продать особняк и купить что-то небольшое, светлое и уютное.
— Да уж. У тебя все… необычно.
Они вошли, и девушка сразу отметила, что внутри как раз и не было ничего вычурного или дорогого, свидетельствующего об истинном положении, занимаемом наследником семьи Веспер. Вполне аскетичный, сдержанный интерьер, минимум красок, строгость, скупость деталей и много-много воздуха.
— Ты проходи, не стесняйся. — Мужчина помог ей снять шубу.
— Мне нравится. — Осмотрелась девушка. — У тебя просторно.
— Гостей у меня почти не бывает, так что буду считать твое мнение первым отзывом на преображение особняка.
— Ого. А обувь снимать? — Замялась Маруся.
Александр кивнул.
— Если не трудно. Я люблю ходить босиком.
Она сняла сапожки, прошла из холла в гостиную и подошла к растопленному камину, чтобы согреть ладони. Огонь уютно потрескивал и покачивался тонкими оранжевыми языками пламени, создавая неповторимый уют и привнося в ее душу умиротворение. Маруся залюбовалась им, когда голос Веспера вдруг отвлек ее:
— Она еще не спит. Ждет тебя. Пойдем, провожу.
Еникеева обернулась и увидела, что он действительно стоит перед ней босиком: в тех же брюках, в той же рубашке, что и днем, но уже с закатанными рукавами, и без носков. Прямо босыми ступнями на каменном полу. Девушка и подумать не могла, что подобное зрелище может быть настолько притягательным. С трудом отведя глаза, она последовала за мужчиной по коридору в дальнюю спальню.
— Добрый вечер, мадам. — Сцепив пальцы в замок, проговорила Маруся на пороге комнаты.
Женщина полулежала на кровати в свете ночника. В белой сорочке, с распущенными волосами и уложенными поверх одеяла худыми руками. Она была заметно бледна, но ее губы тронуло легкое подобие улыбки при виде девушки.
— Здравствуйте, — сидевшая рядом на стуле медицинская сестра, поднялась и спешно направилась к выходу.
— Добрый вечер, все нормально? — Спросил Александр.
Сиделка что-то ответила, но Еникеева не расслышала.
— Сейчас, подождите. — Кивнул ей Веспер. Подошел к кровати, наклонился, положил свою ладонь поверх ладони матери и спросил: — Все хорошо?
Та кивнула.
Милое общение.
Вероятно, у них были не совсем теплые отношения, раз мужчина не поцеловал ее и не назвал мамой. А, может, просто не хотел делать этого при посторонних?
— Как прошел день? — Спросила она.
И сжала пальцами простыню. Едва уловимое движение, но оно не укрылось от Марусиных глаз.
— Нормально. — Ответил Александр. — Буду в гостиной. — Это уже Еникеевой.
— Он все еще обижается. — Тихо произнесла Ирэн, когда дверь за сыном закрылась. — Наверное, это навсегда.
Она говорила не совсем чисто: так, будто ей это стоило значительных усилий. Поэтому Маруся не решилась сразу в лоб спросить, что женщина имела в виду.
— Садись. — Подозвала ее к себе начальница.
— Как вы? Уже лучше? — Спросила девушка, садясь напротив нее.
В больших серых глазах читалась невысказанная печаль и отголоски боли. Ирина Павловна не спешила с ответом. Она разглядывала Еникееву долго, периодически прикусывая губу и склоняя голову набок. Так, словно хотела рассмотреть ее лицо под всеми возможными углами.