Таллен не знал, что сказать, как отреагировать. Мехи закончили работу над дефектом, а он чувствовал себя немного опустошенным. Он до сих пор не привык заново к настоящим ощущениям тела и разума.
– Печали без воспоминаний не бывает, – ответил он Лоуду.
Лоуд начал подрагивать.
– Значит, память – это плохо?
– Нет, – сказал Таллен, хотя это казалось ему неподходящим ответом.
– Я не понимаю, Лоуд, – сказала Беата. – Твои базы данных, должно быть, повреждены.
На ее лице стремительно сменялись выражения.
– Диксемексид оставил что-то во мне, – сказал Лоуд. – Может, это печаль?
Он пошел дальше. Таллен с Беатой двинулись следом. Таллен осознал, что раньше впереди всегда шел он. Коридоры освещались перед Лоудом и темнели за их спинами.
– Их технология, должно быть, превзошла нашу, Лоуд, – предположил Таллен. – Окукливание челомеха. Не знаю, что изменил в тебе приход Диксемексида или его уход, но помочь я не могу. Прости.
Они долго шли молча.
В конце концов Таллен сказал:
– Тебе нужно поделиться этим, Лоуд. Я не знаю, что для тебя сделать. Может, однажды Диксемексид вернется.
Хотя, после Пеллонхорка, захочется ли неназываемой планете снова выходить на контакт?
– Я не помню его, – сказал Лоуд, – но обладаю его воспоминаниями. Воспоминаниями о печали. Как такое возможно?
– Печаль – это человеческое, – ответил Таллен, не останавливаясь, – а делиться – в человеческой природе.
– Я хочу ею поделиться, – сказал Лоуд.
И Беата немедленно ответила своему компаньону:
– Я хочу ее разделить.
– Но я не могу, – сказал Лоуд.
– И я тоже не могу, – сказала Беата.
– Мы оба одиноки, – сказали они хором.
– Это тоже человеческое, – объяснил Таллен. – Мне жаль.
Он обогнал их, почему-то не желая, чтобы они заметили слезы в его глазах. Слезы по челомехам? По себе?
– Нам всем жаль, – сказал ему вслед Лоуд.
– Но не все мы – люди, – сказала Беата.
Каждый день, когда Рейзер заканчивала беседу с ним, Алеф заползал в свой сарк и спал. Она наблюдала за ним. Из-за растрепанных волос и покрытых угрями щек он напоминал ребенка. В сарке, подозревала она, Алеф был настолько близок к покою, насколько это вообще было возможно.
– Давай вернемся к «ПослеЖизни», – сказала она как-то утром. – Расскажи мне, как был открыт нейрид.
– Он не был открыт.
Рейзер больше не испытывала нетерпения или недовольства в такие моменты.
– Значит, изобретен. Или создан. Расскажи мне, как ты это сделал. Или кто это сделал.
– Он не был создан или открыт.
Рейзер предприняла еще несколько попыток переформулировать вопрос, ничего не добилась и продолжила:
– Расскажи мне о секретных больницах, в которых лечат тех, за кого проголосовали.
– Больницы – это предпоследний этап цикла.
– Алеф, ты невозможен. Каков последний этап цикла?
– Последний этап – это история о возвращении.
Рейзер встала и начала ходить из стороны в сторону. Платформа покачивалась у нее под ногами.
– Я стараюсь помочь тебе, как могу. Ты что, намеренно так отвечаешь?
– Да. Я всегда отвечаю намеренно.
– Ладно, – сказала она, не в силах сдержать улыбку при виде его серьезного лица. – Каков первый этап цикла?
– Первый этап – это Жизнь.
– Тогда расскажи мне, что такое Жизнь.
– Жизнь – это созданная алгоритмами смесь собранной в Песни персональной информации и наблюдений сотрудников. – Он помолчал и добавил: – Рейзер – очень хороший сотрудник.
– Ты ведь Синт, да? – сказала она. – Я это знаю.
– То, что ты называешь Синт, является побуждающей программой, смоделированной на моей основе. Я слежу за ее работой и периодически вмешиваюсь. Она не называется «Синт». Ты любишь болтотреп.
В этот момент ей захотелось расплакаться. Если Алеф говорил правду, значит, ему удалось создать нечто, способное симулировать большую человечность, чем та, на которую он сам был способен.
– Синт – единственное, что у меня было настоящего, – прошептала она.
– Рейзер была важна для Синт. И для Алефа.
– Да. Теперь я это понимаю. – Она собралась с мыслями. Что там он начал рассказывать о Жизнях? – Разве Жизни не реальны, Алеф?
– Жизни реальны не в прямом смысле этого слова.
Сердце Рейзер билось неприятно быстро, одежда промокала от пота.
– Я не понимаю. Объясни подробнее.
– Ограниченный диапазон человеческих переживаний и реакций на раздражители перерабатывается в уникальные Жизни. Основными источниками информации являются Песнь, «ПравдивыеРассказы» и памятники писателей, работающих на «ПравдивыеРассказы». Вымышленная информация не используется.
Она больше не пугалась; она ничего не чувствовала.
– Но ведь нейрид… нейрид является источником информации.
Это был не вопрос.
– Алеф, что такое нейрид, если не источник информации? – Собственный голос словно доносился до нее издалека.
– Нейрид – это гипотетическое изобретение, объясняющее накопление информации о Жизни.
– Его не существует? – прошептала Рейзер в тихое шипение кондиционера. – Нейрид – это выдумка?
– Он важен. Нейрид подобен вере в кота в ящике.
– Поэтому ты говорил мне, что нейрид не был изобретен или открыт. Да?
– Важно все, но существует только Жизнь.