Платонов тупик

Не успела весенняя страда остыть, как распространился слух, будто всех неработающих мужчин будут брать на учет и насильно угонять куда-то на работы — кого в лагеря, кого в Германию на самые тяжелые и вредные производства. Слухи эти косвенно подтверждались появившимися многочисленными плакатами. На одном из них был изображен окарикатуренный еврей — такой хитрый, горбоносый, в кепке-шестиклинке, с нестрижеными кудрявыми волосами, которые кудлатой пеной выбивались из-под кепки на загривке. Под ним надпись: «Враги Великой Германии — жиды, большевики и саботажники. Все обязаны трудиться на благо Великой Германии!» На другом — на первом плане нарисован крестьянин с лопатой, а в глубине — немецкие солдаты идут в атаку. И надпись: «Вашая работа — гета ваша падяка!» Люди читали этот плакат, предназначенный, очевидно, для Белоруссии, и лишь догадывались о его содержании. Хотя обычно немцы в своих плакатах и объявлениях до такой степени искажали и русский и украинский языки, что это было уже не в диковинку.

Висел на заборах и третий плакат, этот отличался от своих крикливых и грозных собратьев спокойным тоном и плохо скрытым лицемерием. На фоне красивого берлинского пейзажа стояла улыбающаяся русская девушка и указывала рукой на этот пейзаж. Внизу текст — как бы ее слова: «Юноши и девушки! Вербуйтесь на работу в Германию! Этим вы не только поможете Великой Германии в борьбе с большевиками и евреями, но и приобщитесь к самой высокой цивилизации в мире!»

Стало известно и о тех строгих мерах, которые будут применяться к «саботажникам», — тут уже короткой пересидкой где-то не спасешься. Германия грозила прежде всего молодым ребятам.

Заметался Васька: как быть? Побежал к Платону за советом, а заодно и предупредить — может, они ничего не знают. Оказалось, знают и уже кое-что придумали. Платон сказал Ваське:

— Хорошо, что пришел. Я уже хотел к тебе кого-то из ребят посылать. Завтра утром приходи на третье отделение совхоза «Комсомолец». Пойдем наниматься на работу. Там управляющим мой знакомый, я с ним договорился — обещал принять. И справки даст. Ну, придется, конечно, и поработать…

— Для вида? — Васька смотрел на Платона восторженными глазами, будто тот сотворил какое-то чудо.

— Посмотрим. Подводить управляющего тоже нельзя, придется поработать. Какая там сейчас работа? Полоть что-нибудь или поливать.

— Да понятно! Поработаем! А Ивану Костину можно сказать? А то он тоже не знает, куда деваться.

— Это кто такой?

— Они над речкой живут… Товарищ мой, вместе учились.

— Приглашай, — разрешил Платон. Подумал что-то, спросил: — Как там Шахов? Скажи и ему. Если хочет, пусть приходит.

Прямо от Платона Васька забежал к Костину, но его сестра сказала, что Иван ушел менять. Васька догадался, что он куда-то скрылся, скорее всего убежал к тетке на хутор. А менять? Нечего у них было менять. Костины жили бедно: у них еще перед войной умерла мать, детей осталось пятеро. Отец растерялся как-то, опустился, запил, и заботы о семье легли в основном на старшую сестру да на Ивана…

— Если появится, скажи ему, чтобы шел на третье отделение в «Комсомолец». На работу. Там справку дадут, что он работает. Я завтра с утра пойду туда.

— Ладно, — пообещала сестра. — Только он сказал, что не скоро объявится…

Шахов против ожидания обрадовался Васькиному сообщению и охотно согласился идти работать в совхоз.

Рано утром Васька с узелком харчишек — кусок кукурузной лепешки да бутылка смородинного чая несладкого — зашел за Арсюхой, и они пошагали через белое глинище, через солончаковый бугор в совхоз. Пришли рано — еще никого не было ни в конторе, ни около. Уселись на бревне, стали ждать. Вскоре пришла одна работница, открыла контору, оглянулась на мужчин, спросила:

— Вы к кому?

— Да… Мы на работу наниматься… — сказал Васька.

— А-а… Ну, подождите.

Вслед за ней пришли еще две женщины, а потом подъехал на легкой линейке с колесами в резиновых шинах мужчина в сером плаще и в белой парусиновой фуражке. Он легко соскочил с линейки, замотал вожжи за коновязь и уверенно направился в контору, на мужиков даже не взглянул.

— Управляющий, наверное, — сказал Шахов.

— Наверно… Но мы подождем наших. — Васька взглянул на дорогу. — Да вот и они! — обрадовался он, увидев на дороге своих дядьев — Платона и Ивана. Он узнал бы их, пожалуй, и за сто верст — оба низенькие, плотные, походка неторопливая, покачивающаяся. Подошли, поздоровались.

Платон кивнул на контору:

— Начальство там?

— Вроде. Вон какой-то приехал, — указал на линейку Шахов.

— Подождите здесь, я пока один схожу, — сказал Платон и пошел в контору. Вышел он оттуда минут через десять, кивнул своей команде: — Ну, пошли работать…

— А оформлять когда будут? Опосля? — спросил Иван.

— И паспорт не нужен? — удивился Васька.

— Наверное, от ворот поворот, — мрачно подвел итог Шахов.

— Да нет, не поворот, — ухмыльнулся Платон. — Все уже оформлено: оставил список. В конце дня зайдем — справки нам выдадут. А сейчас — работать.

— Куда?

— На огород. Капусту сажать.

— У них ишо капуста не высажена? — удивился Иван.

— Поздний сорт.