Уселись на перевернутые пустые лотки, развязали узелки, принялись за еду. Еда у всех была приблизительно одна и та же: кусок лепешки да бутылка с «чаем». Только у Шахова компот: у него в саду много яблонь, и с прошлого года еще тянулась сушка. Но лепешки разнились — у кого покрепче, а у кого рассыпчатая. Покрепче — значит, в ней пшеничной муки больше. У Васьки оказалась самая непрочная лепешка, крошилась, будто из крупного морского песка испечена.
После обеда работали ленивее — приустали, спины ломило, но, к счастью, рассады оставалось немного, и они, прикончив ее, принялись мыть руки.
— А может, сходить, чтобы еще подвезли? — спросил Иван. — Солнце-то еще вон где…
— Сиди, — буркнул Платон. — Тебе больше всех надо? Это их забота.
— Да и то верно, — быстро согласился Иван.
Ваське нравилось, что Платон все время сдерживает Ивана, задает вялый темп работы — лишь бы день до вечера. Действительно, для чего и для кого выкладываться? Для захватчиков? Улучив момент, прошептал Платону:
— Я придумал, как можно тут вредить им. Отрывать корешки и втыкать в землю один стебелек.
— Ты так делал? — испуганно спросил Платон.
— Нет, это я только сейчас придумал.
— Не надо. Это же сразу, завтра же обнаружится, чья это работа. И загремим все, а я — в первую очередь. Не делай глупости.
Сидят мужики на перевернутых лотках, разомлели под весенним солнышком. Вокруг тишина, свежей травой пахнет, и будто нет в мире ни войны, ни фашистов… И вдруг из далекой глубины неба донесся басовитый звук, похожий на гул шмеля. Васька, услышав его, зашарил глазами по небу, увидел сначала короткую белую полоску, а потом, в голове ее, маленькую черненькую точку — самолет.
— Наш! — восторженно закричал он, вскочил и стал тыкать пальцем в небо.
Остальные тоже повставали на ноги, задрали головы вверх, прикрывая ладонями глаза от солнца.
— Наш!
— Держатся ребятки!
— Наверно, разведчик!
— Скорей бы уж они там наступали…
— Смело как пошел! И не боится!
Вскоре пришел овощевод:
— Кончили? А чего же ждете? Домой бы шли.
— Указаний не было.
— Идите. А завтра — прямо сюда.
Мужики торопливо разобрали свои опустевшие сумки и направились к конторе. Платон опять оставил товарищей ждать, а сам пошел вовнутрь, но тут же вышел обратно:
— Заходите… Все.
В комнату, куда их ввел Платон, справа за столом сидел управляющий все в том же плаще, но без фуражки. Напротив восседал, будто аршин проглотил, немецкий офицер, тоже без фуражки. Белесые волосы его были гладко зачесаны на косой пробор. Рядом с ним сидела крашеная яркая блондинка — переводчица.
Увидев немца, мужики столпились у порога и дальше не двинулись. Офицер кивнул переводчице:
— Битте.
Девица подвинула к себе стопку белых листков-четвертушек, стала брать их по одному и читать написанные на них фамилии:
— Глазунов Платон.
Потупя глаза, Платон подошел, взял листок и встал на свое место.
— Глазунов Иван.
Иван почему-то растерялся, засуетился, словно его застали врасплох. Наконец он совладал с собой, сунул сумку под мышку, подошел к столу.
— Гурин Василий.
Поджав губы и насупив брови, Васька не спеша подошел к столу. Сурово глядя на переводчицу, он взял небрежно свою бумажку, будто получать ему их было не впервой, и неторопливо отошел, читая на ходу выданный ему документ.
Шахов, услышав свою фамилию, заулыбался почему-то заискивающе-испуганно и, пока дошел до стола, раза три споткнулся, и после каждого раза лицо его все больше и больше расплывалось в виноватой улыбке.
— Все, — сказала переводчица немцу и что-то добавила по-немецки.
— Айн момент, — немец поднял руку и, вскинув голову, проговорил торжественно, обращаясь к мужикам: — Работать надо карашо! Работать надо много! Работать надо бистро! — Он взглянул на переводчицу, та кивнула, и немец, словно школьник, получивший высокую оценку, заулыбался, довольный собой. — Как Стаканов! Как ударник! — и захохотал.
«Издевается, гад!» — закипая, Васька искоса посмотрел на Платона. Тот повел глазами в сторону, улыбнулся Ваське, давая понять ему, что надо потерпеть.
— Всьё! Аллес! — сказал офицер и махнул рукой, будто выметал всех из комнаты.
На улице мужики стали рассматривать полученные, бумажки. Это были печатные бланки. Сверху крупно стояло одно слово: «Ausweis». На свободных строчках были вписаны от руки латинскими буквами фамилии и имена. Васька прочел на своем бланке: «Gurin Wassili». «Через два «s» почему-то», — удивился он. Остальные окружили его, стали спрашивать о содержании справок.
— Тут-то понятно — фамилия, а вот это — длинно что-то? — тыкал Иван в бумажку черным от земли ногтем.
— Тут написано, что предъявитель сего работает в совхозе «Комсомолец» в должности рабочего, — перевел Васька немецкий текст. — И печать!
— Печать-то видна: с фашистским орлом…