Платонов тупик

— Нет, — упорствовал тот, не решаясь сделать и шага по чистому полу. — Я сейчас… — И оп принялся распутывать веревки на своей обувке. Сняв галоши, он увидел, что в них полно дорожной жижи, а ботинки были такими грязными, будто на них и не было никаких галош.

— Степка, дай человеку шось на ноги, — крикнула она мужу, который все еще возился в сенях, закрывая наружную дверь на крючки и засов.

— Зараз, — отозвался Степан.

Но она не стала его ждать, сама метнулась в другую комнату, принесла и бросила перед Васькой большие войлочные тапки:

— Берите… Маты все одно вже сплять. Теплые. От ревматизму, — и она еле заметно улыбнулась. Густые черные брови, черные глаза в больших ресницах и заметный пушок усов на верхней губе выдавали в ней гречанку. Начиная со Старобешева Васька немало встречал таких смуглянок — в этих краях много сел и поселков с греческим населением.

Вошел Степан, увидел Ваську в новой обувке, одобрил:

— Правильно! А эти надо помыть и под печку поставить — к утру высохнут. — И он подхватил гуринскую обувь, понес в сени.

— Да ладно, я сам… — запротестовал было Васька, но хозяин кивнул успокоительно: я, мол, знаю, что делаю, — и скрылся за дверью.

— Проходьте, сидайте, — пригласила хозяйка, указав на табуретку у стола.

Гурин прошел, сел, мялся, не зная, что делать, что говорить. Терзала одна мысль: «Как и когда удобнее сказать хозяину пароль?» При первой встрече он как-то растерялся, пропустил момент, не сказал пароль — ведь его надо произнести так, чтобы несведущий и не понял, что это пароль. Да и хозяин… Вроде бы тот, как описывал Белозеров, а вроде бы и не тот. Шрам на лице есть, у него палка должна быть, а этот мотается без палки и, кажется, даже не хромает. Хотя в ходьбе его Васька, собственно, и не видел — от порога два шага да к порогу столько же.

— Отдыхайте, а я вечерю приготовлю, — сказала хозяйка и ушла.

Вошел хозяин, спросил:

— Ну, шо приуныл? Устал? Откуда будешь?

Гурин сказал.

— Это ж, кажется, аж за городом? Много отмахал! И куда, если не секрет?

— Да сюда, в Новоазовское… — И Васька запнулся: хотел сказать пароль и опять почему-то не сказал, а хозяина окликнула жена, и он неторопливо и как-то задумчиво отошел от Гурина.

Вскоре его позвали ужинать. На столе дымилась паром отварная картошка и в глубокой тарелке горкой искрилась серебристая рыбка — тюлька. Васька сглотнул слюну, не выдержал и потянулся сразу к тюльке. Оторвав головку и высосав из нее мозг, он тут же бросил в рот всю рыбку, словно конфету. Свежая, малосольная тюлька еще пахла морем, а Ваське казалось, что она издает аромат свежего огурца.

— Вкусная! — похвалил он рыбу и снова потянулся к тарелке. — Никогда такой вкусной не ел.

— Ну и кушайте на здоровье, — хозяйка подвинула тарелку поближе к гостю.

— Вот я и пришел за ней, хотел разжиться… На соль обменять.

Хозяин промолчал, а жена его сказала:

— Может, и найдете у кого…

— Вряд ли, — отозвался хозяин. — Море давно уже штормит, лову нема.

Затевая этот разговор, Васька думал, что он таким образом делает шаг к паролю, на самом же деле только ставил в недоумение хозяина. Заметив, что тот как-то потерял к нему интерес, Васька забеспокоился: уже готовятся ко сну, а он все еще не улучил момента, чтобы произнести пароль — то жена мешала, то сам не решался.

Выручил его все-таки хозяин. После ужина он спросил:

— Ну шо? Покурим — да и на боковую? Не куришь?

Васька не курил, но тут сообразил, что упускать момент нельзя, сказал:

— Так, балуюсь иногда.

— А я дымокур! Другой раз даже ночью встаю курить. — Обернулся к жене: — Мы покурим в сенях, а ты постели человеку.

— Уже готово, — сказала та. — Можно ложиться.

— Хорошо.

Они набросили на головы шапки, вышли в сени. Хозяин достал кисет с самосадом, вытащил оттуда свернутую газетку, оторвал прямоугольный лоскуток, протянул Гурину.

— Да нет, я не буду, — отказался Васька. — Самосад, он очень крепкий. — И тут же без передышки спросил: — У вас нет случайно продажной рыбы? — Это был пароль.

Хозяин молчал, крутил сосредоточенно цигарку, смочил языком газетный краешек, стал ровнять ее. Васька забеспокоился: почему молчит, не слышал? Или не тот? Если не тот, все равно должен же что-то ответить?

— Какой рыбы? Камбалы?

Это был отзыв, и Васька облегченно вздохнул. И уже по инерции продолжал:

— Да нет, хотя бы тюлечки…

— «Тюлечки», — проворчал хозяин. — Чего ж так долго тянул? Я уж начал подозревать недоброе… Поначалу вроде догадался, что за меняльщик — по сумке: она уже тут побывала не раз, а потом…

— Язык почему-то не поворачивался сразу говорить пароль. Боялся… — признался Васька.

Хозяин затянулся несколько раз подряд, даже искры посыпались, выбросил цигарку в ведро, сказал:

— Пошли в хату. Тут холодно.

В комнате он провел его в горницу, где была разложена постель для гостя, присел за стол, спросил:

— Шо там случилось?

— Переправить надо на ту сторону летчика.

— Э-э! Нема дилов! Чуешь, как шумит? — указал он на окно, за которым стоял сплошной гул.

— Это море так гудит? — удивился Васька и стал прислушиваться. — А я думал — ветер…