Саша и профессор Громов вновь занимались тем, что у них получалось лучше всего — на кончике пера пытались проникнуть в тайны природы. Уравнения академика Сырина, учитывающие дополнительный параметр — время — оказались еще сложнее тех, что они решали раньше. Те результаты, которые академик рассказал на заседании комиссии в присутствии генерала Синицына, были приближенными, полученными с использованием многих допущений и упрощений — да, вполне разумных, но все же. Генерал же требовал конкретные числа, основываясь на которых, можно было бы составить план помощи группировке Красной армии, сражавшейся вместе с Восточным Союзом против вермахта.
По части чисел главным был Саша. Вместе с Громовым он обсудил схему расчета уравнений Сырина. Профессор полностью одобрил его предложения, сказав, что в этой области математики он уже разбирается лучше него.
Саша жонглировал логарифмической линейкой, пока Громов корпел над уравнениями. Работали они, как и остальные члены комиссии, в одном из подмосковных домов отдыха, принадлежавших НКВД. Распорядок дня был такой: после завтрака все собирались в актовом зале для обсуждения результатов работы и планов на день. Этот семинар длился час или два, в зависимости от ситуации. Затем все расходились работать по группам. После обеда — короткий отдых, а затем вновь работа в группе. Перед ужином вновь в актовом зале обсуждали текущие вопросы, там же академик Сырин заместитель главы комиссии, готовил ежедневный доклад председателю комиссии — Президенту Академии Сергею Ваилову, — и генералу Синицыну.
Саша погряз в своих расчетах, в которых ему никто помочь не мог. Если бы у них было больше времени, то он бы смог использовать мощности машинно-счетной станции, имевшийся в КБ-45, но, поскольку на всю работу генерал Синицын отвел только неделю, это потеряло смысл: затраты времени на запись заданий в требуемом формате, набор и инструктаж групп расчетчиков, а потом еще обработка результатов оказались слишком велики. Так что Саша обходился собственными силами, постоянно щелкая логарифмической линейкой и листая таблицы Брадиса. Впрочем, от последнего он избавился, когда с подсказки Громова расшил тонкую книжечку и развесил листы на стене — как раз одной хватило.
На второй день после того, как комиссия обосновалась в доме отдыха, к Саше зашел Громов. Это было после вечернего семинара. Саша просил его отпустить с этого мероприятия, так как вопросы вычислительной математики все равно на нем не обсуждались, но Сырин не разрешил, сказав, что «настоящий ученый не должен замыкаться только на своей работе». Так что Саша добросовестно высиживал это вечерний час, используя его как отдых от своих утомительных упражнений с линейкой и таблицами.
— Что-нибудь вырисовывается, или пока еще рано? — спросил Громов.
— Пока рано, — признался Саша, — думаю, завтра к утреннему семинару будут первые результаты.
— Будешь докладывать?
— Если успею проверить. И обсудить предварительно с вами.
Громов улыбнулся.
— Спасибо, но это не обязательно. Тебе надо привыкать к самостоятельности.
Саша кивнул. В последнее время профессор все чаще говорил об этой Сашиной самостоятельности, но молодой человек не сомневался — профессору будет приятно, если он с ним посоветуется.
— А у вас как? — спросил он.
— Продвигаемся понемногу. Удивительно, как мы сами это упустили.
— Фактор времени?
— Да. Разумеется, я держал это в уме на перспективу, но, конечно, надо было заняться раньше.
Саша понял, что Громов пришел не просто так — вероятно, у него появилась идея, которую он хочет обсудить. И Саша не ошибся.
Профессор кивнул на стену, увешанную таблицами Брадиса и сказал:
— Не хочешь прерваться ненадолго?
— С удовольствием, — ответил тот. — Чаю заварить?
Громов согласился. Усевшись в кресло возле окна, он сказал:
— Помнишь такое высказывание — хорошее уравнение имеет гораздо больше смыслов, чем видит тот, кто написал?
Саша сел на стул напротив и ответил:
— Помню, правда в такой версии: хорошее уравнение умнее того, кто его написал.
Профессор хмыкнул:
— Да, эта версия мне тоже знакома. Суть в том, что из уравнения Сырина предсказывают любопытный эффект, о котором он не упомянул.
— Какой же?
— Эффект резонанса в определенном диапазоне частот, который пока мне неизвестен.
— Резонанса между чем?
— Между двумя состояниями плазмы, созданными в разных мировых ветвях. И вероятность резонанса не зависит от времени, прошедшего с момента ветвления.
Саша навострился.
— То есть академик Сырин ошибается, когда говорит, что вероятность контакта между мирами спадает по экспоненте?
Профессор покачал головой.
— Не думаю. Дело даже не в том, что говорит академик, мы сами видели, как один за другим закрываются коридоры. Уравнения Сырина прекрасно объясняют это, так что вряд ли академик ошибается.
— Тогда что значит этот резонанс?
Саша разлил вскипевшую воду по кружкам и добавил заварку. Громов, подув, осторожно, но с видимым удовольствием отхлебнул.
— Хороший у тебя чай, Александр. Откуда?
— Маша дала, она в этом разбирается.
— Передай ей привет.
— Обязательно.
Профессор поставил кружку на стол.