Плацкартный билет

Ворона была вполне обычная: серая, с чёрными крыльями, хвостом, головой и с чернильным пятном на грудке. Она жила возле бывшей городской свалки, хотя в последний год отходы сюда не привозили. Но она не унывала: умная птица всегда знает, как прокормиться. Начался сезон гнездования, а значит, яйца и птенцов всегда можно украсть. Она всеядная. Питается мелкой живностью, насекомыми и зерном. Мир рухнет, как выпало соседнему городку, а вороны останутся.

Свалка не пополнялась, потому что в городе что-то произошло – какая-то беда случилась с его жителями. Ворона раньше летала туда на поиски корма, но в последнее время перестала. Урны стояли пустые, с улиц исчез мусор, брошенный беспечными людьми. Да и сами люди пропали, а вместе с ними и собаки, кошки, крысы, голуби и воробьи – вечные жители городов. А также вороны. Ни одна из товарок, отправившаяся за лёгкой добычей, не вернулась. Этой хватило ума сообразить, что в городок лучше не соваться. Но сегодня случилось странное.

На свалке появился старик. С коротким ёжиком седых волос и еле заметным шрамом на щеке. Он бегал по свалке, взмахивая руками, и каркал. С трудом ворона различила: «Пора. Надо лететь. Город». Она не понимала, зачем ей это нужно, ведь там точно нет еды и оттуда не возвращаются. Но старик посмотрел на неё провалами вместо глаз, и она поднялась в воздух.

Глава 12. Сопляки

Они шли уже третий день после той истории с ночным танго. Бескрайние поля сменялись перелесками, переходящими в чащу. Ароматы свежей травы и одуванчиков уступали место запахам сырой земли, гниющих брёвен и прелой листвы. И пение соловья… Катя раньше никогда его не слышала, как и Игорь. Хорошо, Хирург разбудил как-то утром обоих и позвал слушать. Они сели прямо на траву и полчаса внимали звонким руладам невидимого певца, словно им никуда не надо. Будто выбрались на пикник в ближайший лесок, чтобы послушать птиц, побродить между деревьями, а затем развести костёр и зажарить шашлык. А ещё сделать так: картошку посолить, завернуть в фольгу и в угли сунуть, чтобы запеклась до золотистой корочки, а внутри рассыпчатая. И есть её горячую, чтобы зубы от жара сводило. Шашлык снять с шампура вилкой, макнуть в острый кетчуп – и в рот. И сидеть возле костра, наблюдая, как тают искры в воздухе, а потом искупаться в холодной лесной реке. До синевы, до мурашек по коже, до зубной дроби. И отпаиваться горячим чаем, заваренным на листьях малины и земляники. А затем вернуться домой.

Продуктов осталось мало. Лепёшки придержали – нести их легче, чем консервы. А вот тушёнка и рис закончились, на дне рюкзака завалялось лишь по пачке макарон и гороха. Катя представила, как они доедят гороховую бурду, а после… Ну может, повезёт иногда с рыбой или сморчки в лесу найдут. А затем? Как же хочется нормальной еды. Катя представила наваристые щи, и рот наполнился слюной. И шоколадки хочется, и печенья, и жареного мяса. Хоть бы им попался город или деревня по дороге или ещё один постоялый двор. Как же надоел этот бесконечный путь. Эти странные деревья, растущие среди обычных, серая луна и безлюдье. И разные непонятности. Ладно странный танцор, но его партнёрша ещё хуже. Куда она исчезла, когда спряталась луна? Какое-то наваждение. Игорь, кстати, нормальным парнем оказался, а не задавакой, как она думала. И Хирург оттаивать начал. Раньше смотрел на них, как на недоразумение. Только бы отдохнуть нормально и поесть.

Дорога постепенно менялась: расширилась, появился асфальт, потрескавшийся от времени и корней деревьев, проросших сквозь него. И у Кати проснулась надежда, что скоро они выйдут к жилью, пусть и к заброшенному.

– Может, хоть придорожный отель какой попадётся? – озвучил Игорь мысли остальных.