Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2017

Солдаты застыли растерянным полукругом.

Для всех это зрелище и отвратно и странно,

Только Сулла спокоен и говорит с ухмылкой:

«Да вы умельцы подкараулили самого Пана,

И закололи его как котлету вилкой».

Пан лежал, подрагивая мокрым боком

И все заходился в тоскливом плаче.

«Грекам конец, мы справились с их богом,

Просто прикончили к чертям собачьим!»

«А все же врубелевский Демон…»

А все же врубелевский Демон

Так ненормально угловат,

Сидит, соображает – где он?

Кто он? и в чем он виноват?

«Когда из фирмы Аполлона…»

Когда из фирмы Аполлона

Поступит на меня запрос,

Я вырвусь резво из полона

Всех бытовых метаморфоз.

Не видя правил и условий,

Шатаясь словно бы в бреду,

Ловя себя на каждом слове,

Куда-то молча побреду.

И в строфы составляя строчки,

Ликуя и впадая в блажь,

Все время доходя до точки,

Грызть буду теплый карандаш.

Весь от восторга цепенея,

Таращась яростно во тьму,

Открою истину в вине я,

И что-то страшное пойму.

А утром нервный, но тверёзый,

Склонясь над бездною стиха,

Скажу себе презренной прозой,

Какая, Боже, чепуха!

«И чистый лист теперь уже не чист…»

И чистый лист теперь уже не чист,

Не то чтобы совсем как трубочист,

Но все же с неким письменным изъяном.

Всего лишь две строфы каких-то слов,

И предназначенных никак не для ослов,

Не нужных убеждённым или пьяным.

Слова простые, Господи прости,

Их меньше ста и больше тридцати,

Про путешествие долиной смертной тени.

Хватило мне лишь одного листа,

Слов больше тридцати, но меньше ста,

Объем всех подлинных стихотворений.

Ярмарка

Едем на ярмарку, едем,

От предвкушений горим,

Будущим, будущим бредим,

Ждет как никак Третий Рим.

Молоды мы, боевиты,

Все нам еще по зубам,

Славой пока не увиты,

Завистью не убиты.

Едем мы с ярмарки, едем,

Давней обидой горим,

Старыми дрязгами бредим,

Прошлое благодарим.

Старые, старые кони,

Да, мы не портим борозд,

Злато наград на попоне,

Главное, что не пони.

Пишите, так пишите,

Пашете, так пашите,

Я вас спрошу не со зла:

Где и когда подскажите

Ярмарка наша прошла?!

Ольга Афиногенова Городские пейзажи

Афиногенова Ольга Николаевна, родилась в 1975 в г. Балашиха Московской области, живет в Москве. По образованию историк-византинист, кандидат исторических наук, по профессии редактор научно-исторической литературы. Работает в Церковно-научном центре «Православная энциклопедия» (Москва) и преподает в Московской духовной Академии (Сергиев Посад). Пишет стихи и прозу. Публиковалась в журналах «Сетевая поэзия», «Плавучий мост», в поэтической антологии «Форма огня», в альманахе «Квадрига Аполлона», «Кольцо-А». Участник Совещания молодых писателей Москвы (Семинар прозы. 2014 г.). Член Союза писателей Москвы.

Микены

Они песком мои забили вены

И суховеем закоптили губы —

Циклопами поставленные кубы,

Исхоженные сонные Микены.

Все помнят скалы – как попеременно

Сигнальщики годами ночевали

У сложенных костров, как чутко ждали

Заветной вести: близок Агамемнон!

Здесь оказавшись, сожалеть не надо,

Что замолчало время на запястье,

Что скорпионом спит в камнях опасность,

Тоскливо блеет брошенное стадо,

Печален звук овечьей погремушки.

Из жидкой тени листьев олеандра

Взгляни же, обречённая Кассандра,

На бледные славянские веснушки.

О вещая, мой незатейлив эпос,

Он исказит твои черты зевотой,

Но, знаешь ли, с великою охотой

Я джинсы поменяла бы на пеплос.

Глухих веков победы и измены

В уверенном гекзаметре очнулись,

Не я пришла, а вы ко мне вернулись,

Растерянные старые Микены.

Париж

Ни слезы, ни слова за душой,

Ни улыбочки на черный день.

Этот город вовсе не большой,

Как перчатку ты его надень.

Нежным всхлипом ты его вдохни,

Невесёлым странником побудь,

Сеющим бульварные огни

В Сены обмирающую ртуть.

Помни, этот город не про нас.

Хоть любезен, да неумолим.

То, что он подарит и продаст,

Всё равно останется за ним.

Бытие по-своему решай,

Только задержи в нём до поры

Ресторанчик Саши Финкельштайн,

Стариков, играющих в шары.

Мутное веселье божоле

Выпей с тем, кем ты не дорожишь,

И попросит шепотом: «Налей…»,

Кубок ночи протянув, Париж.

Rёльн

Редкий взгляд до середины Рейна

Долетит, не врезавшись в стремнину.

Плоть реки размякла, как филе, но

Цвета залежалой буженины.

Мигом обернулись вертелами

Флюгера для петушков-паяцев,

С маковок, плывущих над домами,

Им теперь вовеки не подняться.

Полдники лимонны до изжоги.

Переулки, булочки, беседы.

Если нам осточертеет джоггинг,

Тут же заведем велосипеды.

Summum bonum местного разлива

Не дороже сладости глинтвейна,

Только голос здесь звучит красиво,

Вкрадчивым сопрано лорелейным.

Толедо

Мы в зубастой пасти Толедо,

Не прожёван день, не дожит,

Словно рукоять пистолета

Улица в ладони лежит.

Так она шершава и грузна,

Так остёр её поворот,

Так неумолимо и узко

Дуло сухогубых ворот.

А вверху, в протянутых дугах,

В вольнице чердачной тюрьмы

Голуби так любят друг друга,

Что друг друга любим и мы.

Тужится булыжная тяжесть

Завитых пузатых дорог,

Тянется ленивая тяжба

Правой и левой ног.

Складками верблюжьего пледа

Свёрнуты арабские сны,

Как же мы, их дна не изведав,

Так бездонно ими полны?

Московское метро