Она спускалась по лестнице, под ногами скрипели полы, мимо проходили какие-то люди, но она не видела ни одного из них. Острое чувство натянутой веревкой протянулось от сердца к горлу, и все прочие чувства исчезли. Она вся была в этот момент – сосредоточение любви и боли, слитых воедино, соединенных миллионами тонких потоков, миллиардами вспышек и озарений.
Она не думала больше. Ни одной мысли не было в ее голове, только это ощущение – это одновременно прекрасное и жуткое ощущение связи со всем миром вокруг, со всей вселенной, связи с НЕЙ.
В ресторане играла уже новая музыка, незнакомая, но в Ксениных ушах звучала другая – своя. Она шла к их столику медленно, а может быть, и быстро – кто знает, шла и не видела никого кроме Аси, кроме ее рук, открытых под платьем плеч, ее удивленных глаз.
Она просто стояла и смотрела. Каждая клеточка тела горела огнем, каждый оттенок чувств сводил с ума. Она смотрела на Асю, а видела Анастасию Павловну Сотникову – ту, какой она была пятнадцать лет назад. Те же длинные темные волосы, спадающие на открытые плечи, тот же взгляд – строгий, сумасшедший взгляд этих карих, темно-коричневых, глаз. Те же пальцы, сжавшиеся между собой, выдающие нервозность и удивление.
Ей на секунду показалось, что сейчас она услышит и голос: «Ковальская, объясни, пожалуйста, что происходит?». Ох, как часто этим голосом звучали именно эти слова, и как давно это было.
Она хотела что-то сказать. Правда – хотела, но горло сжало спазмом, ведь Ксюха Ковальская всегда теряла дар речи при виде Анастасии Павловны. Все продуманные фразы исчезали куда-то, и оставалось только безумно бьющееся сердце и простое, вызубренное наизусть:
-Здравствуйте, Анастасия Павловна.
Песня все звучала и звучала, и слова приходили сами, из ниоткуда, и бились стаей вспуганных птиц между висками.
Она протянула руку, и Ася приняла ее. И пальцы ее коснулись холодной Ксюхиной ладони, и закутались в нее как в ледяное одеяло. Теперь они стояли друг напротив друга – близко, слишком близко, чересчур близко для того, чтобы суметь думать – но думать сегодня было не нужно. Ксюха никогда не думала. Она шла и брала то, что ей было нужно.
Она почувствовала, как губы ее изгибаются, и тело не узнало этого жеста. Это тоже было из старого – из детства, упрямо оттянутая вниз нижняя губа, обнажающая зубы. Почти оскал, почти насмешка.
Ася протянула вторую руку и погладила ее по щеке. Она смотрела тепло и ласково. И терпеливо. Как будто чего-то ждала.
-Я хочу увести тебя отсюда, - слова вырвались из горла тяжело, хрипло, но вырвались, вырвались же! – Прямо сейчас. Ты готова уйти со мной?
Она смотрела в Асины глаза, и чувствовала, как смешиваются в единый поток два взгляда, две мысли, два чувства.
И Ася ответила:
-Да.
И были шаги, много-много шагов, и какие-то звуки вокруг, и серенада звезд, стучащихся ударами в сердце. И вечерний Невский, на который они словно выпали – как будто перейдя из одного мира в другой, вот так, без предупреждения, без подготовки.
Холодный вечерний воздух охладил горящие огнем щеки, и стало можно дышать.
-Куда ты меня ведешь? – Спросила Ася, ни на секунду не отпуская Ксюхиной руки.
-Понятия не имею, - счастливо рассмеялась она, - а это важно?
-Нет.
И они пошли дальше. Ксюхин взгляд упал на Асины плечи, и в следующую секунду они нырнули в магазин.
-Чем я могу помочь? – Подскочила продавщица.
-Переоденьте ее, - улыбнулась Ксюха.
-Переоденьте меня, - опустила глаза Ася.
Она выбрала первые попавшиеся джинсы, натянула протянутую продавщицей рубашку, сунула ноги в ботинки. Платье выбросили тут же, у магазина, и рассмеялись удивлению прохожих.