Плейбой (СИ)

Первый год мы жили словно кошка с собакой, и дело не в расхождении интересов: Володя был совершенно мне не по нраву, и я не собиралась уступать лишь потому, что так велели родители. Правда, при них я всегда вела себя с мужем тише воды, ниже травы, потому что ни мать, ни отец не стали бы терпеть мои выходки, и я каждый раз просто получала бы взбучку. Моя свекровь в отличие от родной матери была святым человеком: даже зная, что я так беспардонно веду себя с её сыном, хотя по законам того времени должна была беспрекословно слушаться, ни разу не одёрнула меня; мягко, словно неразумное дитя, она уговаривала меня смягчить своё сердце к мужу, потому что, если Бог свёл нас вместе — он моя судьба, и выйти за кого-то другого я не могла в принципе. Это позже я поняла, что далеко не каждая женщина позволила бы своей невестке так обращаться со своим сыном. Её я искренне любила и уважала, но прислушиваться к её словам не спешила, потому что брак с Володей был не по моему желанию, и таким своим поведением я выражала протест.

Всё изменилось, когда муж заболел; в семидесятые годы в наших краях люто свирепствовал туберкулёз, оставляя детей сиротами, женщин и мужчин — вдовами и вдовцами, заставляя родителей хоронить своих детей. Я потеряла троих братьев и двух сестёр за полгода и чуть не ушла на тот свет сама, но Бог почему-то решил оставить меня в живых. Едва я снова встала на ноги, как с проклятой болячкой слёг Володя, и только тогда я поняла, как глупо вела себя с ним всё это время. Я молилась каждый день, чтобы и его болезнь пощадила, но к исходу сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго года я, как и многие до меня, стала вдовой. У Валентины Фёдоровны — моей свекрови — помимо Володи было ещё две дочери, в глазах которых тоже потух свет, но именно смерть любимого сына подкосила её окончательно, и она ушла за ним вслед буквально через месяц.

Потеряв всё, что имела, но не ценила, я вернулась в отчий дом, где прожила с родителями десять лет; детей у нас с Володей не было, и от него мне остались только фотографии и фамилия, которую я не поменяла, даже выйдя замуж вторично. С Михаилом, моим вторым мужем, мы прожили пятнадцать лет, но и в этом браке Господь не дал мне детей. Не знаю, что творилось со мной в эти годы, но моя жизнь больше напоминала игру в кошки-мышки со смертью; я вовсе не искала ее, но как будто постоянно провоцировала: подъём в горы, включая скалолазание; спуски в подземные пещеры — всё что угодно, лишь бы не зацикливаться на мысли о том, что вся моя жизнь шла наперекосяк. Муж любил меня, но терпеть мои неразумные выходки наотрез отказывался, потому что, по его мнению, я делала всё, чтобы оставить его вдовцом. По началу он ещё пытался меня вразумить, но после нескольких месяцев безрезультатных уговоров опустил руки. В тысяча девятьсот семьдесят седьмом году он принял решил основательно изменить наши жизни, хотя развод в то время был явлением редким; а через месяц после развода я узнала, что беременна. Возвращаться назад Миша отказался, хотя я бы ни за что не приняла его обратно; после рождения близнецов, которых я назвала Павлом и Александром — в честь своих дедов с обеих сторон — бывший муж помогал материально, но непосредственного участия в жизни сыновей не принимал и принимать не собирался. Я не слишком расстраивалась из-за его отсутствия в своей жизни, утешая себя мыслью, что была любима не по-настоящему, а вот то, что мои дети растут наполовину сиротами при живом отце, иногда доводило до слёз. С их появлением из моей жизни сразу же исчез весь риск, но прочно обосновалась йога, хотя заниматься ею в советское время было опасно, поскольку идеологически она была запрещена.

Так прошло шесть лет; эти шесть лет были приблизительно похожи на анонс известного советского фильма «Москва слезам не верит» — с той лишь разницей, что у меня требующих внимания и заботы чад было двое, а, значит, ещё меньше времени оставалось на всё остальное. В начале тысяча девятьсот восемьдесят третьего года на параде в честь Дня победы я познакомилась с Иваном — моим третьим и последним мужем, который стал любящим супругом для меня и заботливым отцом для моих мальчиков. Но, наверно, я слишком сильно обиделась смерть, играя с нею в прятки, потому что она не собиралась оставлять мою семью в покое. Ивана не стало весной две тысячи одиннадцатого года — проклятая привычка курить таки сделала своё чёрное дело и забрала человека, который был моей надёжной опорой на протяжении двадцати восьми лет. А за семь лет до него я потеряла своего старшего сына, Сашу, который ушёл служить и больше не вернулся. Павла не взяли в армию по состоянию здоровья — наверно, только это спасло меня от полной потери семьи и разума; в последствии он стал отцом всех моих внуков, включая усыновлённого Алёшу. Я так надеялась, что хотя бы его Небеса пощадят и избавят от трагедий, но и ему пришлось расплачиваться за мои грехи, потеряв одного из сыновей и жену.