Племя

— Ладно, будем надеяться на лучшее. А с тобой что случилось? Ты выглядел уж слишком недовольным, когда вошел.

— Да я даже и не знаю, с чего начать, — ухмыльнулся Родригес, скрестив руки на груди. — В общем, лучше бы я не соглашался на эти псевдонаучные исследования. Те ребятки нацепили на себя халаты, ходят с умными рожами, постоянно что-то диктуя себе под нос, а я должен это еще и записывать, чтобы у них потом был листок, на который можно случайно чая пролить или в лужу уронить. Я думал, что буду работать с серьезными людьми, которые знают свою работу, а они даже не читали то, о чем я писал им пару дней назад. Они не делают открытий, и я вынужден молчать про свои. Знаешь, что я увидел, — его голос резко успокоился, яростная интонация сменилась на самую настоящую тоску и сожаление, — стоит в доме Драугр, стоит и не сдвигается с места, хотя прекрасно слышал наши крики и разговоры с улицы. Я подошел к нему, они всегда чувствуют людей за несколько метров, а этот не повернулся, даже когда я к нему вплотную подошел. Он смотрел на фотографию. Представляешь? Я клянусь, мне не показалось. На фотографии семья, парень есть, который очень на него был похож, — Шон замолчал на некоторое время, а затем подытожил. — Они все понимают, Роза, они все еще помнят, но что-то движет ими всеми, что-то заставляет их быть такими.

— Может, правда, кто-то их контролирует? Вспомни Орлова, он что-то говорил про это.

— Нет, этот бред я даже вспоминать не хочу. Он просто сумасшедший. Я пойду, схожу в парламент. Если они пригласили меня на эти исследования, так пусть будут добры считаться с моим мнением, а если нет — пусть увольняют.

Шон плавно поднялся с кресла. Земля вдруг стала уходить из-под его ног, голова кружилась, тьма наполняла глаза, Роза что-то говорила ему, но он ничего не слышал, все вокруг заполнил жуткий звон, Родригес не мог сдвинуться с места, тело стало невесомым. Это все точно во сне.

Он с трудом раскрыл глаза. Тело казалось надутым до предела воздушным шаром, голова вовсе не болела, ее словно бы и не было вовсе. Лишь сердце. Медленный, ритмичный стук. Так спокойно.

Пытаясь заглянуть прямо в глаза, сбоку от Шона, прислонившись к нему теплой белой ладонью, сидела Роза. Взволнованно она глядела на его лицо, нервно бегая серыми глазами по нему. Шон пытался что-то сказать, сам не понимая, что именно, но получилось только что-то промычать. Роза уже успела снять с него ботинки, пока он был без сознания, и уложить его на диван. Его кожа слегка побледнела и похолодела, так что девушка решила накрыть его пледом.

— Что это с тобой было? — спросила Роза, заметив, что Шон уже пришел в себя.

— Не знаю, это… уже было со мной.

— Давно?

— Нет. Один раз я не мог долго уснуть, а потом меня пробило на пот, знобило. Другой раз случилось так же, как сейчас.

— И ты ни разу мне ничего не сказал?

— А зачем мне было лишний раз тебя беспокоить? У тебя хватало своих забот.

— И ты считаешь, что эти заботы были важнее? Тогда я переживала из-за работы, сейчас ее уже нет, а ты все еще со мной. Теперь-то понимаешь, что для меня важнее?

— Да, — ответил он тихо, закрыв глаза, — не переживай, мне уже лучше. Надо идти, — Шон начал плавно подниматься, но Роза остановила его, приложив ладонь к его груди.

— Лежи, я сама схожу и узнаю. Не хватало, чтобы ты еще на улице упал в таком состоянии.

Роза встала с дивана, наклонила голову перед Шоном так, что ее светлые волосы, от которых исходил приятный вишневый аромат, упали на его лицо, и прикоснулась влажными губами к его щеке.

— Выздоравливай, — сказала она, улыбнувшись, и вышла из комнаты.

Шон все еще ощущал ее губы, щеки пылали таким приятным огнем, согревающим холодное лицо.

Роза вошла в на удивление довольно душное помещение, полное резких запахов тухлой еды, бумаги и табачного дыма. Свет с улицы не проникал через закрытые жалюзи, а освещали помещение только несколько электрических ламп, кряхтящих нервным треском. По коридорам носились в лихорадочном порыве люди. На их лицах отражалась нескончаемая хитрость, жадность и лицемерие; их губы всегда поджаты, немного искривлены в тонкой улыбке, глаза так пусты, как пусты личности их обладателей, но в этих двух крохотных стеклышках все же находится место для огонька мерзости, коей так кишит это здание.

Девушка уверенно подошла к длинному, изрядно потрепанному кассовому столу, за которым сидел угрюмый лысый мужчина, нервно черкающий загогулинки в старой газете с кроссвордом, лежащей прямо перед ним.

— Кто у вас здесь занимается научным отделом? — несколько грубо начала Роза. Сперва она даже сконфузилась от своего тона, но почти сразу же стала гораздо увереннее обычного.

Секретарь молчал, как будто и не слышал никого вокруг себя. Роза, слегка опершись руками на стол, подсмотрела в тускло пропечатанный кроссворд, разбирая вопрос, над которым так усердно трудится работник. «Один из старейших городов Англии. Административный центр графства Суффолк».