Племя Каина

— Ладно, — пожал плечами Владимир и приказал привести новгородца. А пока пленника ждали, он вновь обратился к Елене. — Чудны и непривычны мне твои речи, Клементий. Не удивишь чем-нибудь еще киевского владыку?

— Было бы чуть больше времени, организовал бы у вас театр.

— Театр?

— Представь себе, Свет-солнышко князь, вот здесь, напротив тебя место под названием сцена, где актеры — мужчины и женщины (непременно женщины!) изображают действительность.

— Зачем изображать действительность? — удивился Владимир. — Разве оригинал хуже копии?

— На сцене можно изобразить и то, что случилось давным-давно. Например, эпизоды из жизни великих предков: Александра Македонского, Цезаря, Клеопатры, князя Святослава. Что они говорили, каким страстям были подвержены и что за мысли бродили в их головах…

— Как современный человек может знать страсти и мысли Александра Македонского?

— Но ведь это же выдумка!

— Так завтра кто-то выдумает и мои мысли. Припишет слова, мне не принадлежавшие, поступки, которых я не совершал. Что же останется от истории, если каждый решит истолковывать ее по-своему? Да если еще автор окажется человеком бесчестным, жадным до денег? Не понравилось мне твое предложение, Клементий. И княжеское слово отныне мое таково: не бывать у нас театрам!

— Ну, вот, — вздохнула Елена. — Остается только добавить: не хочу, чтобы весь мир превращался в театр, а люди — в актеров.

И тут же кто-то из аглицких купцов, присутствующих на празднике, услышал эту фразу, привез к себе в Англию, а спустя века драматург мужчина обессмертил их. Но такова уж женская доля.

«— …Ай ты ей, Владимир стольно-киевский!

А нычне что у тебя теперь на разуме:

Выдаешь девчину сам за женщину,

За меня, Василисту за Микуличну? —

Тут солнышко Владимиру к стыду пришло;

Повесил свою буйну голову,

Сам говорил таково слово:

— Молодой Ставер сын Годинович!

За твою великую за похвальбу

Торгуй во нашем городе во Киеве,

Во Киеве во граде век беспошлинно!..».

* * *

В одной из лекций профессора Михайло Пустозвонова была высказана мысль: как Бродский вырос из Пушкина, так современный российский детектив имел в качестве своих прародителей русские былины. И все герои нынешних боевиков, все Слепые и Глухие, Турецкие и Азербайджанские, Каменские и Каминские — не что иное, как Илья Муромцы сегодняшнего дня. Мало того, утверждает уважаемый профессор, даже Голливуд свои «хэппи-энды» взял из того же «Ставра Годиновича». Поэтому Пустозвонов настойчиво рекомендовал режиссерам, пытающимся осуществить театральную поставку былины или ее экранизацию, закончить дело большим веселым канканом, где вместе с основными персонажами пляшут не менее сотни полуобнаженных девиц. Пусть видят русский размах! Конечно, некоторые моменты концепции Пустозвонова вызывают отдельные возражения. Например, что Владимир, Василиса, Ольга и другие положили начало голливудским «хэппи-эндам», на худой конец, бесконечным «ментам». Но вот то, что люди устали от безысходности и хотят видят счастливую развязку, — здесь, пожалуй, можно согласиться даже с Пустозвоновым.

* * *

Когда Ставра ввели в гридницу князя, Василиса внутренне содрогнулась. Бледный, худой человек с потухшим взором. Он ни на кого не смотрел и стоял с опущенной головой. «Ничего, любимый, — мысленно сказала ему верная жена, — скоро твои муки должны закончиться!».

— Почему он такой худой, Свет-солнышко князь? — взволнованно спросила Василиса.

— Вот-вот! — рассердился Владимир. — Так зятек и подумает, будто я деспот какой. Еды, вина ему подают, точно самому князю. А он отказывается.

— Спой, гусляр, на моей свадьбе! — Василиса, как могла, изменила голос, чтобы муж случайно не признал ее. — Слыхала, лучше тебя нет певца во всем Новгороде.

Однако Ставр отрицательно покачал головой.

— Почему ты отказываешься?

— Певец в неволе не поет. И по заказу песни свои не слагает.

— А ты спой о том, что у тебя на сердце. Спой о той, единственной. Вдруг случится чудо, и услышит она тебя.

Ставр поднял голову. В голосе незнакомого юноши почудилось ему что-то родное и теплое.

— Я ведь тоже из Новгорода, — поскорее пряча лицо, молвила Василиса. — Спой… прошу!

— Хорошо, — после некоторое молчания ответил Ставр. — Принесите мои гусли.

Сколько времени его руки не касались драгоценного инструмента. И вот теперь он снова ТВОРИТ, вдохновленный мыслью соотечественника… ВДРУГ СЛУЧИТСЯ ЧУДО, И ОНА УСЛЫШИТ!.. Голос, звонкий и чистый, вырвался из гридницы князя и, точно стая белых лебедей, помчался над просторами стольного Киева.