Племя Каина

«Пир идет у них по третий день,

Сего дня им идти к Божьей церкви.

Закручинился Василий, запечалился.

Говорил Владимир стольно-киевский:

— Что же ты, Василий, не весел есть? -

Говорит Василий Микулич-де:

— …Нет ли у тебя загусельщиков,

Поиграть во гуселышка яровчаты? —

Как повыпустили они загусельщиков,

Все они играют, все не весело…

Говорит Василий Микулич-де:

— Я слыхал от родителя от батюшка,

Что посажен наш Ставер сын Годинович

У тебя во погреба глубокие:

Он горазд играть в гуселышки яровчаты…».

В тереме князя Владимира бушевал пир. Чествовали Василия Микулича — славного победителя турнира. За одним громадным столом собрались новгородские амазонки в одежде витязей, грозные киевские дружинники, синеокие русоволосые красавицы и умудренные жизнью старцы. Здесь собрались те, кто составлял славу и соль Русской земли. Кто умел мечом обратить в бегство толпы иноземных врагов, то и дело летящих на нашу Родину огненным смерчем, и всегда оставался верным данному слову. Ну, а женщины заставляли склоняться мир перед своей красой и целомудрием. Здесь умели сражаться, но умели и гулять. От веселых криков и пения вода Днепра выходила из берегов, словно желая присоединиться к празднику, а затем разнести далеко-далеко звонкие Русские песни.

Веселился и Свет-солнышко князь, хоть и пришлось ему сдаться. Как ни противился он этой свадьбе, а делать нечего. Придется отдавать дочь новгородцу. Подвел его любимый богатырь Добрыня Никитич, не вышел на решающий бой. Никак, крестницу решил ублажить. Вон как рада Ольга: смеется, готова хоть сейчас пуститься в пляс. И только Апраксия почему-то с грустью смотрит на дочь…

— Когда же свадьбу устроим, Василий? — спросил Владимир.

— Чего тянуть, Свет-солнышко князь, завтра утром — в церковь.

— Эх, — вздохнул Владимир. Единственное утешение: зять у него смел, умен, красив. Наследники должны быть достойными. Не отдадут на поруганье Святую Русь. Не дадут разлететься ей на мелкие княжества!

— Благослови, батюшка! Благослови, матушка! — сказала Ольга, падая перед родителями на колени.

— Благословите, князь и княгиня! — воскликнула Василиса, также припадая перед княжеской четой.

— Благословляю… Бесценное сокровище отдаю тебе, новгородец. Люби и береги ее как зеницу ока.

— Об этом не беспокойся, Свет-солнышко князь.

Гридница огласилась новыми криками, но князь остановил шум.

— Подождите. Еще Апраксия слово не сказала. А то подумают, что я женщинам рот не даю раскрыть. Женушка моя дорогая, ты ведь не против свадьбы?

— Как можно, Свет-солнышко князь!

— Точно не против?

— Да нет же, нет.

— А, может, все-таки против?

— Я что, шутить мастерица?

— Тогда благослови, матушка! — взмолилась Ольга.

— Дети мои, желаю КАЖДОМУ ИЗ ВАС счастья!

Вновь радостные крики за столом, вновь полилось вино, и зазвенели кубки. Зазвучали здравицы в честь Владимира, Апраксии и молодой четы.

— Дети мои, разрешаю вам поцеловаться, — развел руками киевский князь.

Ольга потупила глаза и придвинулась к Василисе. Бедная новгородка вновь оказалась в щекотливом положении. К счастью, на помощь пришла находчивая Елена.

— Свет-солнышко князь, что же это за поцелуи до венчания? — воскликнула она. — Этак молодежь развратится до такой степени, что впоследствии задолго до законного супружества они не только поцелуями займутся, но и еще чем-нибудь.

— Преувеличиваешь, Клементий. Из одного невинного поцелуя готов создать целую теорию будущего падения нравов на Руси, — сказал князь.

— О, времена! О, нравы! — вздохнула Елена, подняв к небу глаза. — И это говорит тот, кто должен стоять на страже целомудрия.

— Уговорил, — покачал головой князь. — Целоваться, дети, будете после свадьбы!

Василиса сделала печальное лицо, но внутренне возликовала. Опасность миновала. Молодец Елена!

Веселый пир продолжался, а Елена так вошла в роль хранительницы нравственности, что сделала тихонько замечание Могучей Авдотье:

— Ты слишком часто поглядываешь на Добрыню Никитича. Нас не так поймут.

— Я узнала, что он холост, — прошептала в ответ Могучая Авдотья. — А я всегда хотела иметь мужем человека, который положит меня на лопатки. Ему это удалось.

А Владимир тем временем сказал:

— Удивим мы вас нашими скоморохами, певцами. Такого, как у нас, нет нигде. Кто это к нам пожаловал? Ну, конечно, сам Мудрец.

Выскочил Мудрец — невысокий худой человечек в костюме скомороха и закричал:

— Ой, беда, Свет-солнышко князь, беда, княгиня Апараксия! Дочь ваша Ольга считалась такой разумницей, а оказалось, что мозгов у нее не больше, чем у этой скамейки.

— Почему ты так считаешь? — спросила Ольга.

— Помнишь, красавица, как отхлестала меня намедни?