Племя. Как выжить в мире тотального одиночества

В это время на страшной глубине девятнадцать человек сидели в кромешной тьме, пытаясь понять, что им делать. В одной из групп был человек, чья рука была зажата между двумя балками, и он прекрасно слышал, как другие решают, стоит ли ее ампутировать. Мужчина умолял их сделать это, но они не стали, и в итоге он умер. У обеих групп закончились запасы еды и воды, и они начали пить собственную мочу, пытаясь маскировать вкус угольной пылью или корой с деревянных балок.

Есть так хотелось, что кто-то пытался жевать куски угля. Среди них установился негласный запрет на слезы, хотя некоторые мужчины позволили себе тихо всплакнуть после того, как лампы перегорели. Старались не думать о своих семьях. В основном они размышляли на нейтральные темы, например об охоте. Один человек зациклился на том, что задолжал 1,40 доллара за деталь для машины, и надеялся, что жена расплатится за нее после его смерти.

Почти немедленно в группах выявились лидеры. Пока еще был свет, они обыскивали проходы, искали выход и пытались раскопать завалы, преграждающие путь. Когда закончилась вода, один из лидеров отправился на поиски и разыскал драгоценный галлон воды, который раздал остальным. Им также удалось уговорить товарищей по несчастью пить мочу или жевать уголь.

Канадские психологи, побеседовавшие с шахтерами после спасения, определили, что первые лидеры не слишком хорошо умели сопереживать. Они объединялись только с парой мужчин из группы, и их физические способности намного превосходили речевые. Но все эти качества позволили им принять быстрые спасительные решения, которые другим были бы не под силу.

Когда попытка выбраться провалилась, то появились лидеры других типов. Теперь в «период выживания» критически важно было уметь ждать в полной темноте, не оставляя надежды и не поддаваясь панике. Исследователи определили, что лидеры в тот период полностью сосредоточились на моральном духе группы и действовали совсем иначе, чем те, кто пытался выбраться. Они были крайне чувствительны к настроениям людей, думали о нуждах группы, подбадривали тех, кто начал впадать в отчаяние, и очень старались, чтобы вся группа их поддержала.

Мужчины, которые были лидерами в начальный период времени, потом практически бездействовали. Казалось, что никто не может играть сразу обе роли, схожие с ролями мужчины и женщины в смешанном обществе во время катастроф. В них отражена двойственность, которая стирается простотой и спокойствием современной жизни и тут же проявляется, стоит случиться беде.

Если женщины отсутствуют и не могут стать сопереживающими лидерами, необходимыми каждой группе, то их заменяют мужчины. Если мужчин нет или они не могут действовать в чрезвычайной ситуации, вперед выйдет женщина.

В какой-то степени пол – величина переменная и взаимозаменяемая, но это не касается гендерных ролей. Для здорового функционирования общества нужно и то и другое, и эти роли будут исполняться вне зависимости от того, могут ли их играть представители обоих полов.

Обычно сплоченность, которая возникает в обществе во время катастроф, со временем исчезает, но порой эффект длится годы или даже десятилетия. Британские историки считают, что тяготы войны и связанное с ними сплочение общества привели к единодушному голосованию за лейбористов в 1945 году. В результате Соединенное Королевство приобрело систему государственного здравоохранения и другие виды социальной защиты. До войны Англия много лет прозябала в нищете, но этот совокупный опыт так объединил общество, что благосостояние людей стало цениться выше деловых интересов.

Эта эра длилась, пока военное поколение не стало угасать, а пост премьер-министра в 1979 году не заняла Маргарет Тэтчер. «В каждом бедствии мы вновь обнаруживаем человечность и возвращаем себе свободу, – написал один социолог о реакции Англии на войну. – Мы заново учим старые истины о связи между счастьем, бескорыстием и простотой жизни».

Кажется, что катастрофы иногда в считаные минуты поворачивают вспять десятки тысяч лет социальной эволюции. Групповая выгода вытесняет личный интерес, потому что без группы выжить нельзя, и это создает социальную связь, по которой страшно скучают многие люди.

Через двадцать лет после осады Сараево я вернулся туда и обнаружил, что люди сильно скучают по тем дням.

Точнее, они скучают по тому, кем были тогда. Таксист, который вез меня из аэропорта, сказал, что во время войны служил в спецотряде, который просочился через вражеский рубеж, чтобы помочь другим осажденным анклавам. «А теперь посмотри на меня», – сказал он, пренебрежительно махнув рукой на приборную панель. Одно дело – когда бывший солдат скучает по ясности и святости своего военного долга, но мирные жители – это совсем другое.