Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Всё-таки Юрий не стерпел, при случае спросил Галицкого, когда в скучную зимнюю пору сидели в его избе у открытого очага. Борис любил смотреть на огонь. Звенигородское его жилье - дом на подклете, пятистенка с сенями, двумя покоями и большой русской печью. Младший брат Фёдора, только что оженившийся, обживал новый терем, небольшой, но затейливый, со многими острыми башенками на немецкий лад, правда, не каменными, - сосновыми. Борис же коротал век вдовцом, с единственным слугой Ивашкой Светёнышем, вернувшимся к своему господину, чтобы мыть, стряпать и всё хозяйство вести. Не по скаредности существовал таким образом потомок галицких княжат, просто любил тишину. И ещё любил сам растапливать печку-обогревательницу, рядом с которой проводил время в мыслях, возжигаемых пламенем. Сперва клал на-под шесть поленьев клеткой. Над ними из трёх других сооружал двускатную крышу. Подкладывал под своё строенье бересту и подносил кресало...

   - Открой мне, Борис Васильич, - сел рядом князь, - с чего бы Данила Чешко сменил серебро на медь, то бишь службу в златоверхом тереме на прозябанье в удельном граде. Ужли причина в моих достоинствах? Или так привязался к бессчастному, однако доброму князю? Ведь если подумать: я рассорился в пух и прах с государем-братцем - Даниле назад ходу нет!

При этих словах мысленному взору Юрия вновь представилась их последняя встреча с Василием. Происходила она в той самой комнате, где в своё время беседовал с татунькой. Всё шло спокойно, пока дело касалось Вятки. Договор с Хлыновской республикой московские бояре одобрили. Неудача с набегом на Заволочье - пустяк: главное, Новгород потрясли слегка, - пусть задумается. «Твой приезд - очень кстати, - обнял брата Василий. - У меня - сын! Будущий государь! Станет вам, моим братьям молодшим, вместо отца. Дай на это своё согласие. Андрей с Петром уже дали. Константин, думаю, перестанет упрямиться. Вот готовый лист. Тут всё прописано. Надобно лишь заверить хартийку твоим именем». Юрий отказался наотрез. И - пошло, поехало! Ох уж эта татунькина новина: престол наследует сын! Хотя расстались без скверных слов, но будто бы не родными братьями, а чужими людьми. С тех пор Юрий с семьёй в Звенигороде.

Галицкий смотрел на огонь. Чёрный дым широким рукавом выползал из жерла в устье печи и втягивался над предплечьем в трубу. Огонь накапливал мощь. Вот дым съеден пламенем. В печной огненной купине проступил чёрный остов дровяной клетки.

   - Господин мой, князь Юрий! - проговорил Борис, - не величай ты меня Васильичем. Мы с Чешком и Морозовым люди меньшие. Ценить князя за доброту, за его достоинства и вообще проявлять высокие свойства души - удел вящих, больших людей. Нам же надобен властелин, коего не сшибут, словно бабку в городошной игре. Какой-нибудь Иван Кошкин подобного оборота дел не боится. Он, как его отец, самоценен и самодостаточен. Нас же сбить - до конца погубить. Прости за грубую откровенность бывшего дядьку своего, Юрий Дмитрич.

Князь встал, вдыхая сладкий запах берёзового горения.

   - Я тебя не понимаю, мой друг. Чего-то не договариваешь. Откровенничай, однако, до конца.

Галицкий сгрёб кочергой горячие уголья в кучу и тоже встал. Он был на голову ниже Юрия.

   - Добро, господине мой. Слушай, как на духу. Напряги память. Вспомни: за десять месяцев до тяжёлых родов великая княгиня была посылана мужем в Вильну, к отцу своему Витовту, утрясти разногласия из-за Новгорода и Пскова между тестем и зятем. Уж очень явно стал покушаться властолюбивый литвин на два древних исконно русских города на Волхове и реке Великой. Дочь, кажется, преуспела остудить отцову горячность.

   - При чём тут Витовт? - не понял князь.

   - При том, - терпеливо поведывал бывший дядька, - что преуспела Софья и в ином. По слухам, продолжила старую любовь с воеводой Витовтовым, покорителем женских сердец. Его имя - Доброгостий Смотульский. Спустя девять месяцев на свет явился Василий Второй. Говорят, ничем не похож на Первого.

   - Сплетни! - возмутился Юрий. - Языки без костей!

Галицкий измельчил жар в печи и закрыл жерло железным листом.

   - Языки утверждают, - упрямо продолжил он, - что Василий Дмитрич заподозрил супругу в неверности. Мыслит вместо мнимого сына объявить наследником истинного родного брата. Иначе говоря, - твою милость.

Юрий Дмитрич заходил по избе, не произнося ни слова. Борис тем временем поставил в предплечье горшок с репой, которую любил пареной, политой коровьим маслом.

   - Благодарствую на твоей откровенности, - сказал князь. - Однако же хочу прочно уговориться: поскольку с братней стороны ни малейших шагов в подтверждение твоих слов не видно, давай забудем о них. Я не слыхал, ты не молвил.