Эмма хладнокровно всматривалась в него долгим взглядом.
— Отлично. Я ухожу. — Она порылась в сумке-портфеле, перекинутой через плечо, и вытащила кольцо с двумя ключами. — Здесь твои ключи. — Она протянула ему, и он забрал их из ее руки.
Ее взгляд скользнул ко мне, и, прищурившись, она выпалила:
— Ты эгоистка. Но еще хуже, что ты наивная и невежественная, и глупая упрямица — такая же, как твоя мать.
Я открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, но это уже было неважно, потому что, развернувшись на своих каблуках, она вышла из квартиры, хлопнув за собой дверью.
Мартин и я несколько секунд стояли неподвижно. Я попыталась разобраться в том, что только что произошло, и странной словесной перепалке, свидетелем которой я стала. Я мысленно расставила вопросы по порядку — от самых неотложных до просто любопытных — и повернулась к Мартину, чтобы оценить его настроение.
Его рот скривился в явном неодобрении, и он уставился на то место, где только что стояла Эмма.
Сделав глубокий вздох, я приготовилась задать первый вопрос, когда он повернулся ко мне лицом. То, как его глаза осмотрели меня, заставило дыхание и слова застрять в горле.
— Ты выглядишь по-другому, — сказал Мартин, его внимание с моих бедер переместилось вниз к голени и обратно к животу, груди, шее, губам, а затем к волосам. Если я не ошибалась, он одобрял изменения в моем гардеробе. — В тебе что-то изменилось? — Этот вопрос прозвучал нежно и поддразнивающее.
Я пожала плечами, притворяясь, что не знала, о чем он говорил.
— Не знаю. Теперь я пользуюсь другим увлажняющим кремом для лица.
Встретившись со мной взглядом, он прищурился.
— Не это.
— Я сменила "Крест" на "Колгейт"28. — Продемонстрировала ему свои зубы.
— Нет, — ухмыльнулся он.
— Мои волосы длиннее.
— Возможно...
Выгнув бровь, я задумалась, может, он тянул время, пытаясь отвлечь меня от текущих вопросов, например, почему Эмма сказала, что я была причиной отказа Мартина от... чего-то значительного.
— Почему ты не расскажешь мне, что имела в виду твой бизнес-партнер, когда сказала...
Мартин отвернулся, стягивая тяжелое пальто с плеч.
— А мы можем не говорить об этом сегодня вечером? Мы можем просто... — Я услышала его вздох. — Мы можем просто хорошо провести время вместе?
— Я так не думаю. Я не смогу сосредоточиться на чем-то ещё, пока ты не расскажешь мне, что происходит.
Мой взгляд не отрывался от него, когда он шел к шкафу в прихожей, чтобы повесить пальто. Он остался в исключительно элегантном темно-сером костюме-тройке. А галстук был кобальтово-синим и гармонировал с цветом его глаз.
— Кэйтлин. — Мартин медлил, повернувшись ко мне, ослабляя галстук и расстегивая две верхние пуговицы своей накрахмаленной рубашки. — Я с нетерпением ждал встречи с тобой весь день.
От этого признания мои внутренности затопило теплом, и я была поражена, насколько свободно он высказывал свои мысли, насколько бесстрашно. Я предполагала, что наша дружба была бы похожа на предыдущие ухаживания, и никогда не задавалась вопросом, что он думал или чувствовал ко мне. Иногда он мог быть очень откровенным и честным.
По правде говоря, я восхищалась этим в нем. Я и близко не была такой бесстрашной. В сравнении особенно с ним, я была скрытной в плане эмоций и мыслей.
— Не хочу говорить об Эмме и ее постоянной раздражительности. Хочу посидеть на диване, выпить пива, поесть пиццу, поговорить о всякой ерунде и посмеяться.
Он выглядел старше двадцати одного года, частично был виноват его костюм. Хотя еще он выглядел уставшим — очень, очень уставшим. При дальнейшем рассмотрении я заметила, что он был бледнее, чем прежде, из-за красных глаз и темных кругов под ними его лицо казалось немного вытянутым. Ну, еще он щеголял колючей после обеденной щетиной.
Рассматривая его, очевидно переутомленного, я поняла, что была готова к компромиссу.
— Окей, хорошо. Мы не будем говорить об этом прямо сейчас.
Он улыбнулся мне благодарной и уставшей полуулыбкой.
— Хорошо.
Я подняла палец, указывая на него.
— Но когда ты оправишься от тяжелого дня, выпьешь пива и съешь пиццу и мы поболтаем о всякой ерунде, мы обсудим смысл зловещего и таинственного разговора с твоим партнером.
Он снял пиджак и жилет, а теперь расстегивал пуговицы на манжетах своей накрахмаленной рубашки.
— Отлично.
— Отлично. Я достану тарелки.
— И пиво.
— И салфетки.
Он кивнул и, спотыкаясь, пошел по коридору. По дороге он остановился прямо напротив меня, помедлил с минуту, а затем подхватил меня на руки и крепко обнял.
— Я так рад тебе.
Я засомневалась, когда у меня в груди появилась тяжесть, а неразбериха чувств моментально стала душить меня. Я не ожидала таких дружеских объятий. Но я обняла его в ответ, потому что... это был Мартин.
И еще потому, что его руки вокруг меня были, словно шоколадное печенье для моей души. Он был сильный, крепкий, теплый, уютный, хороший — просто превосходный.
Все же мое сердце болело из-за него, он казался таким уставшим.
— Ты в порядке? Что-то произошло? — Я поглаживала его рукой вверх-вниз по спине.